В заявлении для печати нарком скажет:

– Обмен нотами не только создает необходимые условия для быстрого и успешного урегулирования неразрешенных проблем, относящихся к прошлому, но – что важнее – открывает новую страницу в развитии подлинно дружественных отношений и мирного сотрудничества двух стран. Появляется возможность наладить экономическое сотрудничество. Все это окажет самое благоприятное влияние на дело мира, честные люди земли будут этим обрадованы. К сожалению, во многих случаях под прикрытием нормальных отношений выращиваются недоверие и недоброжелательство, которые иногда приводят к самым ненормальным действиям. Мы хотим не таких, а подлинно дружественных отношений с Соединенными Штатами. Уже сейчас есть точки соприкосновения между нашими странами, их число увеличится, и тогда почва для экономического, культурного сотрудничества, для борьбы за мир еще более расширится.

Отсутствие отношений в течение 16 лет содействовало накоплению в Соединенных Штатах неправильных и ложных представлений о положении в СССР, – продолжит нарком. – В Москве не было официальных американских представителей, что лишало президента США возможности получать информацию из первоисточника. Многие люди занимались распространением самых диких басен о Советском Союзе. Я дал президенту полную информацию о нашей политике. Президент и я отлично понимали друг друга, понимали положение каждой стороны. Президент вновь убедился в том, что для урегулирования основных вопросов не существует непреодолимых препятствий. Я убежден, что восстановление отношений между двумя великими странами вызовет только один вопрос: почему это не было сделано раньше. Сейчас все осознают, что устранена одна из важнейших политических и экономических аномалий.

Сквирскому же Литвинов перед отъездом заметит:

– Мы сделали огромное дело. Работы у вас теперь прибавится, надо закрепить и развить достигнутое. Следите за финансовыми вопросами: они могут стать лазейкой для всех противников признания.

Меньше чем через месяц, 13 декабря, посол США Уильям Кристиан Буллит вручит в Кремле верительные грамоты М.И. Калинину.

8 января верительные грамоты президенту Франклину Рузвельту вручит в Белом доме советский полпред в США Александр Антонович Трояновский.

МИР МОЖНО СПАСТИ

В декабре 1933 года ЦК ВКП(б) принял постановление о развертывании борьбы за создание эффективной системы коллективной безопасности в Европе. В нем предусматривались возможность вступления СССР в Лигу наций и заключение региональных пактов о взаимной защите от агрессии. Советский Союз считал, что война во всяком районе – это очаг мировой войны, поэтому задача всех стран объединить усилия для борьбы с агрессией любого государства, в любом пункте планеты.

Советский Союз вел переговоры о Восточном пакте с Францией. Структура пакта предусматривала заключение двух соглашений, связанных в единую систему: пакта о взаимопомощи между Германией, СССР, Польшей, Прибалтийскими странами, Чехословакией и Финляндией и гарантийного франко-советского договора о взаимопомощи. Франция стала бы гарантом Восточного пакта, а СССР – гарантом Локарнского договора 1925 года, подписанного Англией, Францией, Бельгией, Италией и Германией.

Стремясь заручиться поддержкой Восточного пакта, министр иностранных дел Франции Луи Барту отправился в поездку по европейским столицам.

Лондон, понедельник, 9 июля 1934 года

Французский посол Корбэн устроил прием по случаю пребывания в Лондоне Луи Барту. В зале собрались иностранные послы, представители высшего света, парламентарии, английские дипломаты во главе с Джоном Саймоном, который два дня вел с Барту переговоры о Восточном пакте.

Барту был в центре внимания. «Горячий гасконец» с седой бородкой клинышком, в золотом пенсне быстро переходил от одной группы приглашенных к другой, его большая лысая голова мелькала то там, то здесь.

Об этом адвокате, литераторе, историке, члене Французской академии, избранном в «бессмертные» за труды о Ламартине и Мирабо, Бодлере и Вагнере, о политике, семнадцать раз занимавшем министерские посты, премьеры говорили: «Иметь его в составе своего кабинета опасно, не иметь – трагично». Его колоритная личность затмевала иных глав правительств. Почтенный возраст вроде бы и не давал себя знать: Барту постоянно держался в форме, ежедневно вставал в пять утра, принимал холодную ванну, делал гимнастику и в шесть тридцать садился за рабочий стол.

Этот старик, казалось, был неуязвим для врагов и соперников. Он никогда не оглядывался назад, прошлое интересовало его как материал для историка. Как политик он смотрел только вперед. В литературе и истории он находил отдых от политики. Он никогда не шел против фактов, перед ними он преклонялся. Это был тот самый Барту, член правой партии, в первые годы после Октябрьской революции – один из самых ярых врагов Советской России. Когда Советский Союз вырос в великую державу, он стал способствовать франко-советскому сближению, заметив в одной из своих речей: как у буржуазного историка у меня один взгляд на СССР, как у практического политика – другой. Этот эклектик и скептик умел делать из нужды добродетель, перестраиваться на ходу, блестяще забывать то, что нужно забывать. У Луи Барту было кредо: в политике надо всегда искать соглашения принципов и примирения интересов.

Сейчас в Лондоне он пытался примирить интересы Англии и Франции. Уединившись на приеме с Саймоном у окна, он доказывал ему, как бы продолжая переговоры:

– Мы еще можем стабилизировать положение в Европе. Восточный пакт в рамках Лиги наций – Советская Россия должна в нее вступить – мы оставим открытым для Германии. У Гитлера окажется два варианта: либо быть окруженным, либо принять участие в системе коллективной безопасности.

– В принципе, – ответил сэр Джон, – мы не против региональных пактов. Но нажимать на Германию нам бы не хотелось. Наше же отношение к Советской России вы знаете.

– Знаю, – перебил Барту. – Но не в нынешней ситуации его демонстрировать. Германия перевооружается бешеными темпами. Еще в «Майн кампф» Гитлер призывал к уничтожению Франции как смертельного врага рейха. Мы в такой ситуации не можем сидеть сложа руки. Если Восточный пакт сорвется, мы заключим союз с Россией.

– Германия, – заметил Саймон, – хочет лишь равенства в вооружениях, и это ее право. Дать реализовать ей это право – первое условие нашего одобрения пакта. Второе наше условие – гарантии СССР и Франции должны распространяться на Германию. Иными словами, Германия должна стать участницей франко-русского пакта о взаимопомощи.

Повторенная Барту угроза заключить союз с СССР раздражала сэра Джона. Альянс Париж – Москва выводил Лондон из большой игры. Но своими условиями Англия убивала двух зайцев: удовлетворяла требования Гитлера о праве на вооружение Германии и ставила под вопрос как Восточный пакт, так и франко-советский военный союз. Ведь было совершенно ясно, что Гитлер не согласится в них участвовать.

Барту слушал Саймона, закрыв по привычке глаза и поглаживая бородку. Он чувствовал, что англичане хотят похоронить пакт, а потому выставляют все новые условия, хитрят. Ему вспомнилась мысль Канта: «Хитрость – образ мыслей очень ограниченных людей, она отличается от ума, хотя внешне на него и походит». Конечно, сэра Джона нельзя назвать неумным человеком. Саймон был одним из образованнейших людей Англии, доктором наук восьми университетов, он свободно владел несколькими иностранными языками, как рассказывали, читал на ночь Сенеку и Плутарха в подлиннике. Но сэр Джон слишком хороший юрист, думал Барту, чтобы стать хорошим дипломатом. А юристом, по слухам, он был отменным, брал в годы своей адвокатской практики по тысяче фунтов за выступление в суде. Вот и сейчас перед Барту был опытный адвокат – адвокат политики твердолобых консерваторов, рассчитывающих в союзе с Германией уничтожить в России коммунизм. Адвокат, который найдет массу уверток, лишь бы повернуть дело по-своему. Хитрый адвокат, но не широко мыслящий дипломат.