А тот все храпел, храпел...

Ног под собой не чувствовал Никифор, когда шел к ротному.

Эге!.. А можетг теперь другой крест дадут? Ведь это фокус - обокрасть австрийского часового.

Вот бы и не улыбался, да рот уголками к ушам тянется И все лицо блестит, как блин скоромный.

- Видел?

- Так точно, ваше бродь. Видел. Тот бугор-то, что вы мне показывали...

- Ну?

- Там на нем австрияк.

А у самого глазки хитренько поблескивают. Рассказал он все по порядку, как крался, как кричала сова, в каком месте встретил врага.

- Вот винтовку и ранец забрал

Ротный взял винтовку, осмотрел со всех сторон. Исправна, заряжена.

- Молодец. А в ранце-то смотрел, что там есть?

- Никак нет, не спопашился.

Расстегнули ранец - белье, еда, книжка какая-то...

- Та-ак, - протянул ротный. - А самого-то австрийца нельзя было живьем привести?

- Никак нет. Голоса недалеко были слышны. Сумно, а слышно. Ежели бы я его разбудил да повел, он закричал бы.

- Так, это, положим, верно. Ты хорошо сообразил. Молодец.

- Рад стараться, ваше бродь.

- А чем же ты его?

- Ась?

- Опять ты ась говоришь, - поморщился офицер, - я спрашиваю, чем ты его, врата-то, прикончил?

- Вот ранец и винтовку взял у него.

- Ну да, это так А с самим-то с ним что ты сделал?

- А он там остался.

- Я знаю, что там остался. Но чем ты убил-то его?

Пильщиков широко открытыми, удивленными глазами посмотрел на офицера. Высокий, рябоватый, кряж настоящий.

И счастливое сияние на лице померкло. А рот чуть открылся.

- Ты же убил его?

- Никак нет.

- Как так? Ты его не тронул?

- Да он же спал, ваше бродь.

- Ну так что же, что спал, черт тебя побери! - вдруг закричал офицер, поднимаясь со стула. - Ты должен был убить его. Раз нельзя взять в плен, надо убить. Он кто тебе? Врат родной? Или отец твой?..

- Никак нет.

- Кто же он тебе? Враг?

- Так точно. .

- Так почему же ты его не убил?

- Да я же говорю... Он же спал, ваше бродь.

Офицер злыми, потемневшими глазами посмотрел нд Никифора.

- Ну, видали такого болвана? А? Я тебя под суд, негодяя, отдам.

Офицер протянул со стола бумажку, подержал ее, швырнул.

Сам красный весь. И показалось Пилыцикову, что офицер не все понял, объяснить надо.

- Ваше благородие, встрияк-то спал... храпел.. умаялся должно. Ежели б не спал, я б его в полон взял аль бо поранил.

А то он спит и храпит. Здорово так храпит. Доведись вот мне.

Иной раз так умаешься, ног не чуешь под собой. Бывало, ребята в казармах будят иной раз: "Никишка, не храпи".

Офицер пристально посмотрел на Пилыцикова, а тот, знай, ест его глазами.

По уставу, как нужно.

Сероглазый кряж. Такой на вид исполнительный, а на груди белеет "Георгий". И вдруг поползла, поползла улыбка по губам офицера. Будто и ле хочет, а смеется.

- Ах ты урод этакий! Балда! Какой ты воин? Ты мужик.

Пшел вон...

Повернулся Пильщиков налево кругом, вышел, полный недоумения. И, отойдя от избы, сказал вслух, по привычке, ни к кому не обращаясь:

- Главное дело, спал он. И притом же храпел...

1922

ЯКОВЛЕВ (Трифонов-Яковлев) Александр Степанович (1886 - 1953).

Мужик. Впервые опубликован в книге "Свиток", сб. 1. М.. 1922. Печатается по изданию: Яковлев Александр. Октябрь. Повести и рассказы. М..

Художественная литература, 1965.