По сравнению с 91 годом было ещё одно существенное отличие. Если тогда перед почти пустыми прилавками постоянно толпился народ, то сейчас картина была обратная. Прилавки и витрины ломились от товаров, но народ смотрел и уходил. Цены были неподъёмные. Подавляющему большинству всё это изобилие было не по карману. Я усмехался: вот и решилась проблема дефицита. С ним можно бороться двумя путями. Увеличить производство необходимых товаров и насытить рынок. Эта задача сложная и требующая больших усилий. А можно вздуть цены до небес. Здесь пошли по второму пути и быстро добились успеха. Особенно это относилось к книжной продукции. На книжные прилавки было больно смотреть. Больно по двум причинам: глаза резала яркость пёстрых обложек и астрономические ценники. Особенно заоблачные цены были у специальной литературы: справочников, словарей и прочей. Когда-то Советский Союз считался самой читающей страной в Мире. Дикий рынок излечил эту страну от такой позорной для развитой цивилизации болезни.

Тем не менее, на фоне этой всеобщей дороговизны меня поражало, как были одеты люди, особенно женщины и особенно молодые. Преобладали разноцветные кожаные пальто, плащи и куртки, из под которых зачастую были видны юбки и брюки из той же кожи. Гардероб каждых трёх из четырёх женщин стоил многие тысячи рублей. Супруга Гришина была одета примерно так же. Но ведь Гришин — работал охранником и получал достаточно много. Не у всех же этих женщин мужья и отцы работали охранниками в частных структурах, являлись преуспевающими коммерсантами или многотысячными адвокатами. Большинство людей, как и раньше, работали на заводах и других предприятиях. Откуда там брались такие деньжищи, для меня было загадкой.

Но всё это было внешнее, бросающееся в глаза. Меня больше интересовали люди; перемены, которые произошли в них за эти годы. Они показались мне ещё более озабоченными, придавленными грузом безысходности и бесперспективности существования. Особенно это относилось к пожилым людям. Попадались и весёлые, беззаботные личности. Но это, как правило, были или зелёные юнцы, или подогревшие себя возлиянием чего-нибудь покрепче пива. Часто попадались шумные группы молодёжи с наглыми взглядами. Они смотрели на окружающих, как на свою законную добычу, а улицы и дворы расценивали, как зону охоты.

Я зашел в кафетерий, где взял чашку кофе. За соседним столиком сидели две девушки и три парня, явно принадлежавшие к «золотой молодёжи» Они пили пиво и чем-то разговаривали. Я прислушался, но почти ничего не понял. Разговор шел на каком-то диком жаргоне, состоявшем, в основном, из искаженных до неузнаваемости английских словечек. Понять можно было только мат: отборный и изощренный. Причем девушки матерились не меньше парней. Чего здесь было больше: глупой бравады или общего падения нравственности? Об этом я размышлял, глядя на сидевшую ближе ко мне девушку в голубой кожаной, отделанной белым мехом, курточке и блестящих белых сапожках-ботфортах. Грязные словечки, вылетавшие из её уст, никак не вязались с симпатичным личиком, обрамлённым длинными светло-русыми волосами, и «бархатным» взглядом. Мне казалось, что она даже не понимает смысла произносимых ею слов. Да так оно, скорее всего, и было. Для этой девушки грязный мат был составной частью модного жаргона. Словно почувствовав на себе мой взгляд, девушка обернулась, скользнула по мне взглядом и что-то сказала соседу. Что, я не понял. Но компания вдруг замолчала и уставилась на меня. Сосед девушки, накачанный, стриженный «под нуль» юнец встал и подошел ко мне.

— Дядя, а что это ты уставил на нас свои гляделки, словно мы тебе сто баксов должны и не отдаём?

— А что, за погляд уже стали деньги брать? — невинно поинтересовался я как можно более спокойным тоном.

— Конечно! Вот сейчас ты нам отчехлишь десять баксов, и будем считать, что мы в расчете.

— В расчете за что? Я же не стриптиз здесь наблюдал.

— Слышь, Вика! — обернулся парень к девушке, — Дядя не прочь полюбоваться твоим стриптизом. Покажешь? Только, учти, это будет стоить уже дороже.

Вика встала, провернулась ко мне и, игриво улыбаясь, потянула вверх свою бежевую юбочку, обнажая действительно красивые, стройные бёдра вплоть до узеньких красных трусиков.

— Вот это стоит ещё десять баксов, — сказал парень, — Вика может продолжить, если тебе это интересно. Но сначала ты заплатишь за увиденное и сделаешь предоплату за дальнейшее.

— Вообще-то, я стриптиз не заказывал, — задумчиво сказал я, — А увиденным я не удовлетворён. Так что, извини Вика, оплаты не будет.

Девушка одёрнула юбочку и села с обиженной миной. А парень прищурился, наклонился надо мной и сказал с угрозой в голосе:

— А вот за то, что ты Вику обидел, с тебя ещё десять баксов. Итого: тридцать. Гони бабки, дядя!

— А если нет?

— Больно сделаю! — прошипел парень и протянул руку к моему лицу.

Он явно не догадывался, с кем имеет дело. Борис Гришин мог играючи справиться со всей этой компанией даже без помощи хроноагента Злобина. Коротким быстрым движением я ткнул парня в словно специально подставленное им солнечное сплетение. Парень крякнул, перегнулся пополам и сел на пол. На лице его отразилась причудливая смесь боли, страха, злобы и изумления.

— Нельзя долго сидеть на грязном и холодном полу. Можно геморрой заработать, — сказал я назидательным тоном, — Вика, помоги своему приятелю подняться.

Два других парня встали было со своих мест, но встретив мой взгляд, сразу сели обратно. Я вздохнул, допил последний глоток кофе и встал из-за стола.

— Счастливо оставаться.

Я вышел на улицу, но не успел пройти и одного квартала, как сзади послышались быстрые шаги. Высокие женские каблучки часто и звонко постукивали по асфальту.

— Дядя, постойте! — услышал я звонкий девичий голос.

Я остановился и обернулся. Ко мне, запыхавшись, подбежала Вика.

— Дядечка, простите меня за эту глупость! Это у меня профессиональная привычка сработала, ничего дурного и в мыслях не было, вы уж поверьте, дядечка! А здорово вы Толяна уделали, никто даже не понял, как это получилось. Он до сих пор кряхтит и встать не может, — Вика засмеялась.

— Профессиональная привычка, говоришь? А ты кто? Фотомодель?

— Нет, — Вика покраснела, — Я студентка. Просто я подрабатываю в рекламном агентстве, рекламирую колготки, чулки и нижнее бельё. У меня, говорят, фигура подходящая.

— Я это успел заметить.

Вика ещё больше покраснела и потупилась. А я погладил её по щеке и ласково сказал:

— Хорошая ты девочка, Вика. А вот компания у тебя плохая. Не возвращайся к ним, пожалуйста.

— Да где же я других-то найду? Сейчас все такие.

— Не все, Вика, не все. Ты поищи получше. И ещё попрошу тебя об одном. Не матерись больше, девочка. Тебе это очень не идёт.

На длинных ресничках заблестели слезинки. Я осушил их лёгкими поцелуями и ещё раз погладил девушку по нежной щечке. Вика хотела что-то сказать, но махнула рукой в синей велюровой перчатке, перебежала на другую сторону улицы и быстро пошла куда-то, ссутулившись и подрагивая плечами. Видимо, она дала волю слезам.

Я вздохнул и отправился домой. Надо было пообедать перед заступлением на дежурство. За квартал до моего дома меня остановили два омоновца.

— Предъявите документы! — потребовал сержант.

Омоновцы смотрели недружелюбно. Я достал служебное удостоверение и протянул сержанту. Когда они узнали, что я работаю охранником на частном предприятии, дружелюбия в их глазах не прибавилось.

— У вас просрочено право на ношение оружия, — сказал сержант.

Он был прав. Срок разрешения закончился вчера, и сегодня майор Пелудь должен был продлить его на следующие полгода.

— Ну, и что? — спросил я, — Я же в настоящий момент без оружия.

— А это мы сейчас проверим.

— Собираетесь меня обыскивать? А санкция у вас есть? — поинтересовался я.

— Обойдёмся и без санкции, — сказал второй омоновец, поигрывая дубинкой.

— Что ж, валяйте, попробуйте, — предложил я.