По существу же, когда русские беженки толкаются по улицам Константинополя — это зрелище довольно жуткое…

Прежде всего, вы чувствуете, что они, русские, какой-то другой породы, чем все остальные. Сами про себя они думают, что они более “утонченны”, но еще правильнее было бы сказать, что более изнеженны… У них тонкие, слабые кости и безмускульное тело… “Культурная жизнь”, т.е. отсутствие физической работы, наследственно ослабило их костяк (это и есть “утонченность”), но спорт, могучий помощник действительно цивилизованного человека, не дал им “благоприобретенных” мускулов. Цивилизация их коснулась только одним крылом. Они научились играть на роялях, знают языки, как ни одна нация в мире, читала каждая русская столько, сколько не прочли все константинопольские дамы вместе взятые. Все они курят, иные много пьют, некоторые кокаинизируются, другие занимаются флиртом, и в таких видах и формах, какие не снились старым культурным расам, флирт изобретшим… словом, в некоторых отношениях они, пожалуй, опередили все нации на, так сказать, “эстетно-любовном” поприще… Но ведь все это одно крыло культуры… Крыло, между прочим, разрушающее физическое здоровье, крыло, изнеживающее и атрофирующее наше тело, разбивающее нервную систему. Другое же крыло цивилизации, ее сторона целительная, оздоровливающая — спорт с его лучистой любовницей-природой, умеренный, правильный образ жизни, гигиена физическая и моральная — русской жизни почти не коснулось. Русские женщины этой стороны культуры не знали… Вот почему-то и жутко, когда они ходят тут по улицам, где их толкают, (а ведь они привыкли, что им уступают дорогу), жутко, потому что они не понимают этой толпы, а толпа — их… Они идут, хрупкие, слабые, неумелые, но презирают в душе эту толпу, презирают, потому что чувствуют у себя за плечами крылья… Они презирают этих тератеристых людей, для которых мало доступны “любовь, и песни, и цветы”… И не замечают, что толпа этих земных людей смеется над ними, ибо прекрасно видит, что у “русских чаек” только одно крыло за спиной, а вместо другого крыла смешной маленький зародыш… Смеется, ибо прекрасно знает своим “мещанским” чутьем, что для того, чтобы лететь, нужно два крыла, и что пока этого второго крыла у русских не выросло, должны они вариться в “евразийской” каше полувосточного варварства… И нечего так важничать, что они знают Бетховена и читали Ницше. Этого недостаточно, чтобы владеть “проливами”. Для этого надо иметь, кроме всего прочего, сильное здоровое тело и крепкие нервы… И нечего так гордится маленькими ножками, а надо больше стыдиться своих сутуловатых от слабости спин, безмускульных икр, бессильных рук и, прежде всего, стыдиться своих отцов и дедов, которые были вечно заняты “оздоровлением всего мира”, а собственного здоровья и здоровья своего знакомства уберечь не смогли… А затем и больше всего надо стыдиться своих детей, если они физически так слабы, что древние римляне сбросили бы их с Тарпейской скалы. Ибо наступили суровые времена, более суровые, чем времена “борьбы патрициев с плебеями”…

Вот что говорит тератеристая толпа Перы, если расшифровать ее “перистый” язык…

Впрочем, я вовсе не это хотел сказать. Трагедия для меня — мужские русские лица.

Мужские русские лица, на мой взгляд, отличались от мужских лиц больших наций Европы своим, как это сказать, расхлябанным выражением… Это “несобранные” лица. Мускулы лица у нас всегда как-то распущены, в то время как в истинно европейских лицах мускулы подтянуты. Это выражение происходит от постоянного напряжения воли. Человек, постоянно делающий волевые усилия, постоянно “собирает” свое лицо — так, как под мундштуком “собирается” лошадь… Маска “собранного лица” — признак долговременных усилий воли.

И вот я вглядываюсь в русские лица, силясь понять, что с ними сделали бедствия гражданской войны. Есть ли теперь на них, столько перенесших, “печать воли”?

Увы…

Горько мне это сказать. Печать я вижу… Но только…

Как это сказать? Чтобы это было не так жестоко…

На многих лицах видна “печать страдания”… Но насчет “воли” — увы…

Правда, есть лица, которые “собрались”… Но “как” собрались?

Жутко собрались… Не так, как собирается цивилизованная лошадь под мундштуком — орудием культуры… А так, как тот степной конь, той страшной ночью, когда перевалил дикий горный хребет человек “Страшной мести”…

Вы помните Гоголя?

Вдруг “собрался” конь… повернул голову к всаднику… посмотрел ему в глаза… и засмеялся…

Вот этой оскаленной дико-конской улыбкой смеются теперь некоторые русские…

О, у этих лица — “собранные”!..

И только иногда в глаза бросится благородное лицо, на котором мучения походов и эвакуаций провели не борозды отталкивающей злобы, а выгравировали красивый рисунок воли…

Это лица истинных патрициев… И хотя бы они были сейчас последними, они будут первыми…

Бросим эти высокие и тяжелые материи… Пойдем по Grand’rue de Рera и будем читать вывески… Нет, не пугайтесь: только русские…

Начнем от “Тоннеля”… Тоннель — это Альфа… Сюда окончательно офокстротившаяся Галата (она там внизу) ежеминутно при помощи подъемного трамвая выбрасывает сотни людей, спешащих в Пера… Прежде чем идти дальше, купите газету у этих молоденьких женщин — это русские… Какую газету? Она сама вам даст…

— Вам “Общее Дело”?..

— Да… но как вы знаете?..

— О, это видно!.. По лицу!..

Ну, вот видите… Она прекрасно знает, что мы читаем только Бурцева, а милюковские “Последние Новости” в руки не берем, что, между прочим, напрасно, ибо надо знать, какую очередную гадость про Врангеля и Армию он написал.

Так и есть! Ну, ладно — сочтемся когда-нибудь…. Вы любопытствуете, какие вообще русские газеты существуют… Вы будете наказаны, потому что я сейчас заставлю вас прочесть одну справку, которую прислал мне один писатель, известный писатель, который был, ну, я не знаю чем, ну, словом, — “социалистом”, а теперь стал монархистом и… Впрочем, вы сами увидите — читайте…

“Вот что и кем издается теперь в важнейших центрах Европы, представляя замученную, окровавленную Россию.

В Праге “Воля России” — Минор и Ко.

В Праге “Правда” — Гиклстон и Ко.

В Берлине “Голос России” — Шклявер.

В Берлине “Время” — Брейтман.

В Берлине “Руль” — Гессен и Ко.

В Берлине “Известия” — Конн.

В Берлине “Родина” — Бухгейм.

В Берлине “Отклики” — Звездич (еврей).

В Риме “Трудовая Россия” — Штейбер.

В Париже “Последние Новости” — Гольдштейн.

В Париже “Свободные Мысли” — Василевский (еврей).

В Париже “Еврейская Трибуна”.

Вот представители русской национальной идеи заграницей: Шклявер, Брейтман, Гольдштейн, Бухгейм, ни одного чисто русского имени. А если оно кое-где в составе редакции и встречается, как, например, в “Руле”, то кадет П. И. Новгородцев стыдливо прячется где-то, а у руля русского корабля садится все-таки еврей — Гессен. Томящаяся вдали от Родины русская эмиграция — это по преимуществу национальная и государственная часть русского культурного общества, а обслуживают ее преимущественно евреи и социалисты. Евреи и социалисты имеют преимущественное право быть представителями погубленной интернационалом России…

Неужели же это недостаточно красноречиво, русские люди?”

Вы хотите знать, что я об этом думаю… Вот что… Всему “приходит час определенный”… Мне кажется, он, этот прозревший писатель, опаздывает на много лет. В 1905 году все политическое еврейство было едино в своей ненависти к исторической России. Тогда мы с ним боролись безраздельно, огульно, ибо они сомкнули свой фронт. Но уже во время мировой войны положение изменилось, и надо было себе сказать: “есть еврей и еврей”… Теперь же, когда большевики выучили многих, надо в особенности остерегаться обобщений… Иная слава Троцкому, иная слава Винаверу, иная слава Пасманнику… Да… Я куплю вам “на последнюю пятерку” первые фиалки у этой хорошенькой девочки… Она — русская, т.е. я хотел сказать… она русская еврейка… Чего она здесь? Вы думаете, она любит большевиков? Она ненавидит их больше, чем мы с вами, потому что она страстнее вас по природе своей… Но все равно… пойдем дальше…