- Чудак ты. Костя, - остановился Алеша и кивнул на реку. - У него же сапоги совсем развалились, вот мы сейчас гвоздики и достанем...
Пришел Кошурников, увидел гвоздики на разостланном плаще. Молча поставил кастрюлю в огонь. Закурил.
- Ребята, - голос Кошурникова дрогнул. - Ребята, вы знаете, какая самая сильная сила?
Алеша невозмутимо поворачивал перед костром полушубок, распялив его на рогатом сушиле - большом осиновом суку.
- Какая? - спросил Костя. - Какая сила, Михалыч?
Кошурников молча кивнул на гвоздики.
Костя понял. За время похода он понял многое. Кошурников с удовлетворением отмечал, что уже может тяжесть экспедиции разделить на три равные части. Тяжело вот только топить одному. Ребята как-то привыкли к этому, да и Кошурников тоже. Оставалось до конца их трудов несколько дней, и начальнику экспедиции не хотелось ломать установленного порядка. Но каким бы это было облегчением, если б кто-нибудь из молодых инженеров подменял его ночью у костра! Кошурников усилием воли гнал от себя эти мысли. Ему казалось, что, даже думая об этом, он проявляет слабость. Впрочем, ребята ведь никогда не узнают, что он думает. И в дневник Кошурников старался не пустить ни одного "жалкого" слова, и в разговоры.
Определенно это приносило свои плоды. Сдержаннее, проще стал Костя. Хотя до сих пор Кошурников до конца не был уверен в нем. Характер Стофато еще не устоялся, и от парня можно было ждать и внезапной вспышки, и резкого упадка духа, и - Кошурников был в этом уверен - безрассудно смелого поступка... Что это он порывается сказать?
- Михалыч, - начал неуверенно. Костя. - Я не хотел говорить вам думал, что мне показалось...
- Что? - насторожился Кошурников.
- Когда вы ушли террасу смотреть, я слышал гул в небе...
- Н-но?
- Вы, наверно, увлеклись, а Журавлев впереди кустами трещал. Гул прошел в стороне.
- Это почудилось тебе. Костя, - решительно сказал Кошурников. - В такую кидь ни один летчик не рискнет подняться.
- Слышал, - упрямо повторил Костя. - Алеша, ты не слышал?
- Ерунда это! - просипел Алеша. - С какой стати нас спасать?
- Не может этого быть! - еще решительнее сказал Кошурников, и вдруг ему припомнилось, что будто бы действительно слышал на террасе глухой шум. Он тогда не обратил на него внимания, думая, что это гудит на ветру стоящая на косогоре куртинка кедров. Но неужели их уже ищут? Бесполезно: долину Казыра забили мощные снежные тучи, и сейчас ему и ребятам вредно думать обо всем этом.
- Не может быть! - еще раз повторил Кошурников. - Послышалось...
Весь вечер шел снег, однако под кедром было сухо - мокрые хлопья сюда не долетали, оседая вверху на густых разлапистых ветках. От костра веяло живительным теплом, но Кошурникова не брал сон.
Неужели они не выйдут? Ведь осталось совсем немного.
Свою задачу экспедиция, можно сказать, выполнила. Изыскатели установили, что через Салаирский хребет можно бить тоннель, он не будет слишком длинным. Нетрудно будет строителям протянуть дорогу и в районе Щек. Главное же, трасса хорошо укладывалась по долине Казыра, левым берегом. Правый берег, как выяснила экспедиция, был выбран в Новосибирске ошибочно. Группа изучила реку, ее надпойменные террасы, установила наличие местных строительных материалов, определила условия работы транспорта, снабжения и связи, уточнила карту. Казырский вариант, таким образом, был изучен на год раньше, как того требовало военное время. Еще бы спуститься по Кизиру, что тек за хребтом Крыжина, да сделать северный обход Саян. Но для этого надо отсюда выйти во что бы то ни стало! Как это сделать? Силы уходят, продуктов почти нет, табаку пол-осьмушки. Днем оттягивают плечи раскисшие от сырости полушубки, морозными ночами они становятся заскорузлыми, каляными и почти не греют...
Он долго еще лежал с открытыми глазами, подрагивая от холода.
- О чем думаете, Михалыч? - спросил сиплым голосом Алеша, которому, видно, тоже не спалось.
- Да ни о чем. - Кошурников постарался придать спокойствие своему голосу. - А когда мне не о чем думать, Алеша, я решаю одну задачку шахматную. Заковыристая трехходовка Самуэля Лойда. Вот уже пять лет не решается, все варианты попробовал. Чувствую, какой-то бешеный ход нужен. У него все задачки такие. Ты играешь в шахматы?
- Нет, - почему-то рассмеялся в темноте Алеша и шумно вздохнул: - Эх, Михалыч...
- Жаль, что ты не шахматист, порешали бы вместе. Ну, спокойной ночи.
И он сделал вид, что засыпает.
СЮДА, СЧАСТЬЕ, СЮДА!..
Но, видно, судьба хотела, чтобы мы вконец
испытали все невзгоды, которые могут грянуть
в здешних странах над головой путника.
Н.Пржевальский
Когда ребята заснули, Кошурников разулся. Он долго грел у костра босые ноги и сушил прокисшие грязные портянки. Потом собрал остатки Алешиных ботинок, взял с плаща гвоздики.
Обувь была сейчас для изыскателей проблемой номер один. Ведь тайга есть тайга. Будь у тебя даже сколько угодно еды, одежды и сил - пропадешь ни за грош в зимней тайге без хорошей обувки. Сейчас бы изыскателей выручила любая обувь: пусть ботинки на деревянном ходу, пусть стеганые бурки с шахтерскими галошами или даже лапти - ведь носили их деды и не жаловались.
Кошурников отхватил от полушубка продолговатый кусок овчины, сделал из него стельки. Потом порезал на тонкие ремешки пояс от патронташа, обмотал ими передки сапог, стал обуваться. Вдруг он заметил, что ноги у него будто потяжелели. Потянул штанину, надавил пальцем на лодыжку. Осталась ямка. Почти спокойно пришел к выводу, что ноги стали пухнуть. Что же тогда с ногами у Кости? Стофато уже не сушил свои пропитанные водой валенки. Сегодня вечером он попросил Кошурникова вынести пимы на ветерок, чтобы они замерзли. Пимы были тяжеленными, из них пахло падалью...
Вечер все тянулся и тянулся. Кошурников достал часы. Не было еще и полуночи. Какими долгими стали вечера! Зато день уменьшался на глазах. Странная получалась ситуация: изыскатели спешили, торопились, чтоб уйти от зимы, но вынуждены были большую часть суток сидеть, не продвигаясь ни на один метр. Ведь в темноте не пойдешь - пара пустяков сломать ногу. К тому же вечером резко понижалась температура, и промокшие плащи и полушубки вставали колом...