Из прогуливающейся взад и вперед другой воюющей группы, где в центре был Муравьев, доносились оживленные возгласы и приглушенный смех. Это "веселье некстати" еще больше раздражало канцлера и лишало его привычного самообладания.
Бой возобновился словами Муравьева:
- Я ставлю в заключение, - отчеканивал он с подъемом, - два прямых и категорических вопроса, на которые хочу слышать такие же ответы: во-первых, нужен ли России судоходный, как теперь оказалось, Амур со свободным выходом кораблей в море, на север и юг; и, во-вторых, отказываемся ли мы от установления определенных границ с Китаем в нижнем течении Амура? Задавая вопрос, я, впрочем, не думаю, что кто-нибудь из здесь присутствующих членов комитета ответит, что ни судоходный с выходом в море Амур, ни твердые границы не нужны.
- Муравьев явно хочет добиться при жизни памятника! - громко с места заметил с кривой усмешкой Чернышев.
Резкая, надменная складка у его губ стала еще резче, раскосые глаза сузились в еле видные щелки, а легкое движение руки послало Муравьеву в глаза острый пучок брильянтовых лучей царского перстня.
Муравьев приостановился и тут же резко бросил в сторону Чернышева:
- Да, ваше сиятельство, добиваюсь и не вижу в этом стремлении ничего постыдного: я всегда был глубоко убежден, что благодарная память современников и потомков желательнее их проклятий.
Чернышев побагровел: намек на его пристрастие четверть века назад при разборе дела декабристов, не забытое доселе, прозвучал, как беспощадная звонкая пощечина...
- Теперь по вопросу о Невельском: на этот раз его действия, как изволите усмотреть из данной ему мной инструкции, вполне соответствовали ее духу и смыслу и мной признаны правильными. Обо всем этом я имел счастье уже докладывать его величеству... Упорное же и ничем не мотивированное частью членов комитета недоверие к материалам, мною представляемым, без их проверки, я не могу рассматривать иначе, как личное недоверие ко мне, как начальнику края, которому высочайше вверена до сего времени охрана границ империи!
- Я вполне разделяю мнение генерал-губернатора Восточной Сибири, что действия Невельского представляли собой единственный правильный выход из создавшегося у него положения и что Невельской заслуживает не порицания, а награды, - присоединился министр Перовский, - по существу же дела теперь требуется усилить основанный Невельским Николаевский военный пост, а в устье Амура и на лимане сверх этого надлежит иметь постоянно военное судно.
Комитет продолжал быть глухим ко всем доводам. Нессельроде предложил ограничиться журналом заседания, в котором было бы изложено мнение комитета. На этом разошлись.
И вот журнал заседания комитета готов, и не только готов, но и всеми, за исключением Муравьева, подписан.
- Господин канцлер, - вкрадчиво говорит Муравьеву посланный с журналом офицер для поручений при Нессельроде, - просит только подписать.
У Муравьева в гостинице "Бокен", на Малой Морской, гости. Он просит офицера к столу, предлагает ему стакан чаю и наскоро просматривает журнал заседания. Слова журнала "призванный в заседание генерал-губернатор согласился с этим мнением" приводят Муравьева в бешенство. Он бежит в кабинет и тут же набрасывает сдержанное, но ядовитое свое "особое мнение". Он добивается затем у царя аудиенции.
Через несколько дней по департаментам и министерствам разнеслась ошеломляющая весть: мнение Амурского комитета государем не утверждено и передано на новое рассмотрение под председательством наследника...
Нессельроде взволновался не на шутку, перед ним встали и другие признаки того, что его ставка бита: по всем учреждениям, где находятся на рассмотрении проекты Муравьева, разослано из царской канцелярии повеление рассматривать их, не задерживая Муравьева в Петербурге.
На этот раз заседание Амурского комитета идет сосредоточенно, настороженно: каждое слово обдумывается, никаких реплик с мест или шутливых замечаний, нет даже улыбок. Со стороны Нессельроде и его сторонников бесконечное число раз повторяется одна и та же песня: "Верим только сведениям, доставленным нам нашими испытанными людьми, и, как верноподданные своего государя, не можем позволить себе одобрить рискованную игру генерал-губернатора... Остаемся при прежнем своем мнении..."
И все же кое-чего удалось достигнуть: нессельродовцы сочли возможным согласиться на содержание после ледохода у устья Амура брандвахты, которая бы препятствовала входу в него, а до ледохода заменялась бы караулом, высылаемым из Петровского.
Муравьев торжествовал, получив возможность после заседания ответить Нессельроде запиской, полной яда и скрытого издевательства: "Имею честь почтительнейше представить при сем вашему сиятельству соглашенную мною, во исполнение воли его императорского высочества, с князем Александром Сергеевичем Меньшиковым редакцию особого мнения, состоявшегося в комитете об Амуре и гиляках 19-го января, для внесения в журнал сего заседания, и поставлю себе долгом присовокупить, что редакция сия согласна с мнением его императорского высочества, государя наследника цесаревича и министра внутренних дел графа Л. А. Перовского".
Император уже без колебаний приказал: военный пост, поставленный капитаном Невельским в устье Амура, оставить на месте, а в период навигации еще усилить содействием одного морского судна. Пост этот в качестве скромного торгового склада должна была прикрыть своим именем Российско-Американская компания. Ей же было поручено освоение края посредством заселения и торговли с гиляками. Что касается Китая, то письмом о взаимной опасности, посланным уже дипломатическим путем, русский сенат запрашивает китайский трибунал: "Не признает ли китайское правительство полезным войти с нами в соглашение насчет обезопасения устья Амура и противолежащего острова от всяких покушений на сии места иностранцев, чего, по-видимому, требовала бы взаимная безопасность наших и ваших в тех местах пределов?"
Начальником вновь образованной Амурской экспедиции назначен Невельской...
- Вы рады? - спросил Невельского Муравьев, передавая ему для ознакомления утвержденное царем постановление комитета.
Веселое и оживленное лицо Невельского, предвкушавшего быстрое возвращение в Иркутск, вдруг помрачнело:
- Боюсь, ваше превосходительство, показаться неблагодарным, я очень ценю и назначение, и владимирский крест, и дополнительные полторы тысячи рублей - они дают мне возможность подумать о собственном личном устройстве, но ведь не это в жизни главное. Я понимаю, что Николаевский пост вовсе не компанейская лавка, а военный укрепленный пункт для охраны наших границ и туземного населения и что Амурская экспедиция прежде всего является государственной и подчиняется она только генерал-губернатору. Все это хорошо. Однако руки, руки-то связаны, поскольку предписывается "отнюдь никаких мест не занимать". Я являюсь начальником экспедиции во всех отношениях - так гласит постановление. Но у меня есть служащие двоякого рода: назначенные офицеры и служащие компании. Я начальник только офицеров, я их командирую, перемещаю, назначаю, а служащие зависят в этом отношении от компании. Она может давать им свои указания, свои инструкции, хотя бы они противоречили моим. Да и я сам, принимая за свои труды деньги от компании, становлюсь в зависимое от нее положение. При хороших отношениях это все годится, а при недоразумениях может погубить дело. Вот это меня беспокоит.
- Я в таком же положении, голубчик: Российско-Американская компания подчинена мне, но у нее есть правление и совет в Петербурге, распоряжения которого могут противоречить моим. Надо учиться управлять, подчиняясь. И вам, Невельской, я понимаю, будет трудновато, ибо вы этого не умеете. Не огорчайтесь, - и он показал ему копию письма китайцам, из которого можно было сделать вывод и о новых мерах безопасности для нижнего течения Амура и об обширной деятельности по исследованию и освоению Сахалина.
- А что вы думаете об отъезде домой? - переменив разговор, лукаво спросил Муравьев. - Да не пора ли вам, в самом деле, обзаводиться семьей? Вы никого еще не присмотрели здесь, в Питере?