Отдаленность Сибири и безначалие разнуздывало страсти: одни, распоясавшись, развратничали, нахально похищая понравившихся чужих жен, невест и дочерей; другие находили наслаждение в буйных пирах, попойках и в безудержном разгуле, резво ездили на тройках, запряженных подчиненными чиновниками и недругами; третьи занимались незаконными поборами и взятками; четвертые тащили за собой десятки родственников и росчерком своего блудливого пера очищали для них теплые местечки, обрекая таких же предшественников на голод и нищету.

Сейчас, с досадой отложивши в сторону донос, генерал-губернатор придвинул поближе к свету аккуратно сложенный лист бумаги и стал его читать, подчеркивая отдельные места...

Бесшумно приоткрылись высокие тяжелые двери, и вошедший в придворной форме, в белых чулках и лакированных туфлях с большими блестящими пряжками лакей доложил:

- Господа купцы Шелихов и Голиков, по приглашению к вашему высокопревосходительству.

Ответа не последовало. Слуга вышел, но, выходя, двери широко распахнул. В них прошли и остановились у порога статный, худощавый, в мягких сапогах, тщательно выбритый, похожий на молодого щеголя-приказчика Григорий Иванович Шелихов и кургузый, широкоплечий, с окладистой бородой и обвислым животом, тоже в сапогах, курский купец Голиков, оба владельцы бобровых и котиковых промыслов на Курильских и Алеутских островах и на американском берегу. Остановившись у дверей, купцы спокойно, привычно, без трепета и любопытства созерцали блестящую лысину генерала и молчали, не приближаясь к столу.

Якоби кончил читать, откинулся на спинку кресла, поднял голову и сделал вид, что только сейчас заметил гостей.

- А, здравствуйте, почтеннейшие и именитые, прошу. Как вы неслышно вошли...

- Не смели мешать вашему высокопревосходительству, - ответил Голиков, подходя к столу.

- Изволили звать? - спросил Шелихав.

- Садитесь, дело есть, - ответил вельможа, жестом указывая на кресла.

- А дело такое, - сказал наместник и, обращаясь к Шелихову, вставил: Твой рапорт препроводил государыне императрице, но высочайшего решения пока не имею... - И после паузы: - Сделать же сейчас надо вот что: надо постараться закрепить за Российской империей вновь открытые американские земли... Пошлите немедленно от моего имени вашим доверенным мое секретнейшее, повторяю - се-крет-ней-шее, наставление, - он, погрозив указательным пальцем, приостановился, давая гостям прочувствовать важность задания. - За их усердие и преданность российскому престолу можете поручиться?

- Можем, - дружно ответили купцы.

- Так вот им, а стало быть, и вам обоим. Первое: когда доставятся вложенные в одном ящике пятнадцать гербов Российской империи и десять досок железных с изображением на оных медного креста и медными литерами сказанных слов "Земля Российского Владения", то стараться без потеряния времени выставить оные гербы на твердой земле Северо-Западной Америки, называемой Аляска... Далее: я даю свое наставление, как зарывать и как описывать место зарытая... А вот... четвертое: зарывать стараться доски так, чтобы не только не видали оных тамошние жители, но скрыть и от наших русских работников... Пятое: если случится, что для такого же промысла придут суда других держав, то вы имеете право сказать, что земля и промысел на оной принадлежат Российской империи. И что оные сысканы первее нашими мореплавателями... Ну, дальше там требую: о человеколюбивом обращении с туземцами... о похвальном старании открывать новые земли... о хлебопашестве... Поняли?

- Да, ваше высокопревосходительство, исполним, - ответил Голиков, вставая и низко кланяясь наместнику.

Привстал и поклонился и Шелихов:

- Будет точно исполнена воля вашего высокопревосходительства...

Якоби встал, схватил трость и, по-стариковски ковыляя, направился во внутренние покои. Сделав несколько шагов, он остановился и, повернувшись к смотревшим вслед купцам, пальцем поманил к себе Шелихова.

Шелихов, цепляя носками сапог пушистый ковер, быстро обежал стол и приблизился вплотную.

- Я чуть было не забыл, - сказал Якоби и тихо спросил: - Как рапорт твой о странствованиях по островам и в Америку?

- Составлен, ваше высокопревосходительство.

- Хорошо, поскорее представляй, поторопись.

Шелихов низко поклонился и, пятясь, отошел к своему спутнику.

- Кораблишек бы да войска немного, - вполголоса проговорил Григорий Иванович, останавливаясь у запряженных сытыми лошадьми пролеток. - А он гербы да доски для зарытия в землю...

- Да, много так навоюешь "земель российского владения", - усмехнулся Голиков.

Но иронические замечания купцов не доходили до ушей вельможи.

5. "РОССИЙСКОГО КУПЦА ГРИГОРИЯ ШЕЛИХОВА

СТРАНСТВОВАНИЕ В 1783 ГОДУ ИЗ ОХОТСКА

ПО ВОСТОЧНОМУ ОКЕАНУ К АМЕРИКАНСКИМ БЕРЕГАМ"

- Ну что же, Сергей Петрович, читай, слушаю, - вернувшись от Якоби, обратился Григорий Иванович к ожидавшему его секретарю и поудобнее уселся в глубокое кресло, крытое черной блестящей тканью из конского волоса. На сиденье и спинку кресла в зимнее время набрасывалась жесткая волчья шкура.

На столе перед секретарем Шелихова лежала объемистая рукопись, состоявшая из отдельных, мелко исписанных замысловатыми закорючками толстых синевато-зеленых листов шершавой бумаги.

Любовно и нежно прикрывая и поглаживая ее левой рукой, Сергей Петрович держал в заметно дрожащей правой основательную, наполненную до краев заморскую чарку в виде полушария. Украшенный аляповатым выпуклым гербом, тяжелый екатерининский штоф зеленоватого стекла опустошен был до половины и свидетельствовал о том, что собеседники уселись за стол не сейчас, хотя разложенные в мисочках соблазнительные закуски - зернистая икра, жирный балык, скользкие соленые рыжики - оставались нетронутыми.

Приглашение приступить к чтению заставило Сергея Петровича вздрогнуть. Он молча и быстро привычным жестом опрокинул чарку в рот и, не закусывая, тотчас же машинально налил другую, а затем, растерянно глядя на хозяина, стал беспомощно водить выпуклым дном чарки по скатерти, не находя, к чему ее прислонить.

Серьезные холодные глаза Григория Ивановича превратились вдруг в смеющиеся щелки, окаймленные сетью лучистых морщинок. Не повышая голоса, он протянул руку к чарке и оказал:

- Дай ужо подержу, - а затем расхохотался, когда Сергей Петрович, откинувшись всем корпусом назад и убирая таким образом подальше от протянутой руки наполненную чарку, опять стремительно опрокинул ее прямо в широкое горло, булькнул и уже пустую услужливым жестом сунул хозяину. На одно мгновение перед глазами Григория Ивановича мелькнула небритая, грязная шея гостя. Кожа на горле тотчас же дрябло обвисла, выпятился острый старческий кадык.

Веселая вспышка в глазах Шелихова погасла, и с участием в голосе он мягко повторил свою просьбу приступить к чтению.

- Григорий Иванович, - все еще держа руку на стопке бумаги, сказал секретарь, - я думаю, было бы весьма полезно прибавить к вашему повествованию посвящение его какой-либо знатной персоне, быть может, - он как-то поперхнулся, - всемилостивейшей матушке государыне.

Последние слова он произнес с нескрываемой иронией: ему трудно было называть так непосредственную виновницу дальней одинокой ссылки, которую он разделял вместе со своим сиятельным патроном. Однако патрон неплохо поживал, окруженный комфортом, в Томске. Дети его продолжали учиться в собственном курском имении. А бедный домашний учитель и гувернер Сергей Петрович Басов небрежным росчерком "высочайшего пера" был брошен безо всяких средств в далекую заимку на суровой Ангаре, откуда его извлек вездесущий Шелихов.

Тщетно пытался Григорий Иванович поставить на ноги хорошо образованного спившегося учителя, поручая ему некоторые свои дела, требующие тонкой грамоты. Терпеливо, иногда целые недели, он ожидал исполнения своих поручений, но, видимо, тщетно старался увлечь Басова своими широкими планами создания мощных русских колоний на Курильских, Алеутских островах, на Большой земле, как именовали тогда берега Северо-Западной Америки, и даже на почти забытом русскими малоизвестном Сахалине...