Наступил час разлуки с "Невой". Оба корабля легли в дрейф, взвились военные флаги, матросы разбежались по вантам и реям. Троекратное "ура!"... и корабли разошлись: "Надежда" взяла курс на Петропавловск, "Нева" же направилась к последнему из Сандвичевых островов - Кирекекуа. Здесь за двух поросят пришлось отдать девять аршин толстого холста, но зато ликованию матросов не было конца: поросят нежно похлопывали, гладили по спинам, называли любимыми именами.
Вскоре на "Неву" прибыл старшина с двумя небольшими свиньями и множеством свежей зелени. Пьяненький, но довольный, он увозил с корабля три бутылки рому и два топора.
После этого торговля припасами пошла бойко: ножи, зеркальца были в большой цене, и в тот же день запасы пополнились еще двумя большими свиньями, поросятами, козами, десятком кур, бочкой картофеля и сахарным тростником. Матросы повеселели.
Здесь два американца, вернувшиеся с берегов Северной Америки, сообщили о разорении Ситхи. Новость показалась Лисянскому весьма правдоподобной. Необходимо было поторопиться...
Лисянский наслаждался полной самостоятельностью, о которой давно мечтал. Он высоко ценил своего начальника, но все же считал себя и опытнее и талантливее. Строгий и требовательный к подчиненным, а прежде всего к самому себе, он сумел подобрать хороший офицерский состав и основательно подучить людей во время плавания морскому делу: "Неву" никак нельзя было принять за купеческое судно.
8 июля "Нева" уже подошла к острову Чирикова и взяла курс на Кадьяк, а 13-го ночью бросила якорь в Павловской гавани. Почти тотчас же, как только улеглась суета на корабле и наступила тишина, в непроглядной тьме послышались всплески воды. К кораблю причалили большие байдары, наполненные людьми во главе с Баннером, помощником Баранова. Утром, когда корабль подошел к поселку, крепость салютовала одиннадцатью выстрелами из пушек. На "Неве" началось ликование: Лисянский первым совершил такое путешествие из Петербурга, не имея на борту ни одного больного.
После обеда у Баннера Лисянскому было вручено письмо Баранова с просьбой немедленно идти к Ситхе.
Вместо отдыха команде "Невы" пришлось готовиться к новому походу...
* * *
"Надежда" тем временем шла прямым курсом на Петропавловск. Свежая погода, чистый воздух и живительный запах моря благоприятно отразились на здоровье Резанова. Он подбодрился, стал меньше лежать и уже просиживал целые часы за своим столом, строча разные письма в Петербург и прожекты.
В восемь утра 1 июля раздался громкий крик с салинга: "Земля!.." Все за исключением Резанова устремились на палубу. На момент приоткрылся в густом тумане далекий берег, еще дальше проступила часть какой-то большой горы, но до восьми часов вечера десятки вопрошающих глаз не видели за туманом долгожданной родной земли.
Только на следующий день, на рассвете, выдвинувшийся далеко к востоку гористый Шимунский нос показал, что желанный Петропавловск близко. Досадное, как никогда, безветрие держало "Надежду" целый день почти на одном месте.
Наконец ветерок подхватил окрыленный множеством парусов корабль, помог приблизиться к берегу и направить путь прямо на Авачинскую губу: пять горных великанов-ориентиров повелительно указывали курс.
"Надежда" проходит мимо Старичкова острова, резвые бесчисленные старички на быстрых крыльях дружно слетают с обрывистого скалистого острова и с неистовым гамом носятся низко над кораблем. Между ними откуда-то прилетевшие как бы на разведку урилы. Они смотрят большими пытливыми глазами на редкое явление - корабль - и тотчас же деловито улетают обратно, как бы для доклада после исполненного поручения. С берега срываются во множестве морские попугаи и всесветные плакальщики - чайки. Узкий вход в губу охраняют три остро торчащих из воды черных камня, точно высунувшие из любопытства на момент только свои головы - это Три брата. За "братьями" чуть виден вход в Солеваренный заливчик. И без того узкий путь загораживает остров Измены.
Подножия гор и сбегающие к морю долины покрыты сочной, ярко зеленеющей травой. И они и скаты небольших холмов сплошь усеяны яркими полевыми цветами. Кое-где белеют извилистыми стволами нарядные березовые рощицы, снизу прикрытые на опушках купами темно-зеленых кустов. Цветы словно смеются, они не боятся молчаливо склонившихся над ними величественных скал эти темно-синие бархатные фиалки, вьющиеся по зелено-серому мху, розово-красные колокольчики и нежно-розовый шиповник, далеко разбросавший вокруг себя свои легкие пахучие лепестки.
Береговая стража обнаружила трехмачтовый корабль еще накануне. Время было тревожное - всего можно было ожидать, тем более что корабль - военный и никому в голову не пришло, что это та самая вполне мирная "Надежда", которая фактически должна сейчас стоять у Нагасаки и вязать торговые узы с Японией.
Петропавловский комендант майор Крупский озабочен: к встрече неизвестного военного корабля надо приготовиться, а гарнизон почти весь в разгоне. Он спешно сколачивает отряд из наличных солдат и канониров, втаскивает на батареи пушки и наскоро набрасывает план упорной обороны. Корабль-незнакомец на всех парусах, никак не сигнализируя, уверенно входит в гавань, не обнаруживая своих намерений. От берега отваливает катер с офицером и широкими взмахами весел быстро приближается к кораблю. Взволнованный офицер не видит ясно выведенного российскими буквами названия.
- Какое судно? Откуда? - спрашивает он не своим голосом и не верит собственным ушам: с корабля насмешливо отвечают по-русски:
- "Надежда"... из Санкт-Петербурга!
- Становитесь на якорь вот там! - радостно кричит офицер, показывая рукой место. - Глубина семь-восемь сажен... А я спешу уведомить коменданта... Поздравляю с благополучным прибытием!
Катер неуклюже поворачивает обратно.
Артиллеристы торопливо перезаряжают пушки холостыми, и одиннадцать выстрелов, повторяемые гулким горным эхом, радостно сливаются с выстрелами "Надежды". С шумом падает в воду тяжелый якорь.
На шканцах, в камергерском мундире, худой, высокий, с лихорадочно горящими глазами, появляется Резанов и осеняет себя широким крестным знамением.
Не задерживаясь на корабле ни одного часа, он садится в шлюпку и минут десять спустя сходит на берег.
Крупский рапортует послу состояние вверенного ему порта и приглашает к нему "откушать хлеба-соли".
За обедом гости до отвала насыщались похожею вкусом на лососину горбушей и тихоокеанской камбалой. Черный, хорошо выпеченный хлеб ели с редким удовольствием, подолгу нюхали, вдыхая его особенный, вкусный кисловато-парной запах.
- Мне кажется, я и не жую его, - уверял Шемелин, - а он сам тает у меня во рту, как сахар. А вода!.. - и он радостно причмокивал, выпивая уже шестой стакан чистой, прозрачной авачинской воды.
Крузенштерн торопился: надо было спешить в Японию, так как долгая задержка грозила лишней зимовкой и потерей почти целого года. Но злополучная течь требовала проконопатить почти весь корабль.
"Надежда" спешно начала расснащаться на следующий же день и одновременно разгружалась от товаров компании.
8. ВОЗВРАЩЕНИЕ СИТХИ
Придя к Ситхе, "Нева" стала на якорь в устье Крестовской гавани.
Вдали - вечно белая гора Эчком, кругом крутые берега, сплошь покрытые ощетинившимся лесом. Дикость природы, напряженная настороженность и неизвестность...
После шумного Кадьяка безмолвие тяготило, а суровость природы заставила приутихнуть даже неугомонную молодежь.
Внезапно вынырнул из-за мыса четырехместный бат. Бесстрашно подошел он к борту корабля, но так же внезапно и торопливо отвалил, как только увидел показавшиеся из-за островов две большие байдары. Байдары были компанейские, с "Екатерины" и "Александра". Они уже десять дней поджидали здесь Баранова.
Вечером к "Неве" опять подходили баты с вооруженными колошами.
Корабль еще более насторожился, и по приказанию Лисянского матросы всю ночь держали пушки наготове.