Анна обмерла. Господи! Катя... её Катюха...

- Ну вот, этого я и боялся! - сокрушался Алексей. - Очнись! Превращаться в соляной столп будешь, когда мы разгромим этот Содом и Гоморру!

Она накинулась на него чуть ли не с кулаками:

- Всё шутишь? Что же ты раньше молчал?!

Алексей пытался её урезонить:

- Какие уж тут шутки! Посмотри на себя: тебя же постоянно кидает из огня - да в полымя! Ну представь: всё это время ты знала... Тебе стало бы от этого легче?

Уговоры не действовали. Женщина продолжала бросаться на него, стуча зубами, как форточка на сквозняке.

Тогда он грубо схватил Анну за руки, пригрозил:

- Успокойся! А то вон, Юрка с водой идёт: живо устрою тебе холодный душ!

Он силком посадил её на землю, велел не шуметь - сына испугает. Потом показал племяннику, что надо делать с мотором, и снова подошел к ней:

- Сейчас мы едем к моему Сашке. Доверяться ему пока не будем, кто знает, что там у него за душой. Хотя, парень был талантливый скульптор. К нему раньше часто приставали зубры-монументалы, которые в "застойные" сделали себе имена, а теперь плодят "планов громадьё". Но ни таланта, ни желания работать не хватает. Вот и предлагали ему поработать на них "черной лошадкой". Он не продавался. Видимо, в результате и оказался в этой дыре.

Юрка справился с ответственным поручением и прокричал, закрывая капот:

- Готово, дядь Лёш! Можем ехать!

Алексей помог Анне подняться и строго, почти в приказном порядке дал последние указания:

- Ты должна вести себя естественно: приехала на отдых, не знаешь, где пристроиться. Он, как местный житель, поможет нам в этом. Главное выведать, как зовут эту Пышку, и где её "культурный центр". Юрку надо уговорить погостить у Трегубова, я думаю, это будет легко: Сашка интересный человек, а сколько всего знает!.. Ну, пошли, пошли.

Негнущимися ногами Анна подошла к машине, с трудом взобралась на сиденье.

"Так мне и надо! - думала она. - Не надо было отвлекаться от цели. Кокетничать вздумала... Старая калоша, сучка!"

- Ты напрасно не запоминаешь дорогу, - между прочим заметил Алексей. Кто знает, вдруг тебе придётся ещё тут ехать одной.

Юрка сразу отреагировал:

- Почему одной? Дядя Лёша, а мы?..

- Твой дядя Лёша имеет в виду, что ему надоест путешествовать с такой истеричкой, как твоя мать! - ядовито заметила Анна, злясь на самоё себя.

- Я вообще-то имел в виду совсем другое, - спокойно ответил Алексей. Но ты права, мне может надоесть возиться с тобой. - Он посмотрел на женщину, всего лишь нахмурив брови, но она будто камней наглоталась от угрозы в его голосе. Особенно, когда услышала: - Одно плохо, тогда шансы на успех резко понижаются.

Аня сидела ни жива-ни мертва. "Что-то будет, если он плюнет на всё и откажется помогать? - с ужасом думала она. - Одна ведь я не смогу помочь Кате, вытащить мальчишек, найти Маню!.. Как мы выкрутимся без него? Как я выкручусь без него?.."

"После того, как канцлер Мититака покинул наш мир, во дворце произошли большие события и воцарилось смятение."

- Лёш, не бросай нас! - взмолилась Анна.

Алексей предостерегающе указал глазами на зеркальце, где отражался светлый мальчишеский затылок, и с досадой бросил:

- Куда я денусь?..

Голова парня просунулась вдруг между передних сидений. Он переводил свои огромные, всё понимающие на свете глаза с матери на дядю.

- Вы ругаетесь - точно, как мама с папой.

Ане будто сердце прищемили, похолодели ноги, она беспомощно взглянула на Алексея.

- Всё, всё, Юрка! - опекун быстро пришел ей на помощь, снова взяв грубовато-шутливый тон: - Что с бабами поделаешь - прекрасный пол! Слабый к тому же... Давай, забирай мать на свою половину, а то она боится, небось, что я её сейчас укушу! - Он плотоядно щелкнул зубами, сверкнул глазом на Анну и сосредоточил всё своё внимание на дороге.

Анна перелезла на заднее сиденье, попросила сына в очередной раз намазать ей спину чудодейственной мазью, расспрашивала Юрку о том, как ему всё-таки удалось добраться до бабушкиного дома...

Но не раз на протяжении всего пути она чувствовала на себе его недетский взгляд...

* * *

Саша Трегубов оказался милейшим интеллигентным парнем. Собственно, не парнем уже - молодым мужчиной. Невысокий, с гусарской выправкой и безукоризненной вежливостью по отношению к даме, словно выходец из оттуда, где "Средь шумного бала...", он носил длинные русые волосы, перехваченные резинкой, и залихватски подкрученные кверху усы.

Его светская внешность не вязалась с деревянными простыми стенами светлой избы Дома-музея графика Пожалостина. Но в спокойных внимательных серых глазах его прочитывалось что-то удивительное и одухотворенное. Они словно говорили: "Смотрите, я - провинциал! Я живу на родине Есенина. Мне хорошо работается, здесь нет столичной суеты, кругом всё просто и понятно, тут легко думать о вечном и творить...".

Саша провел их по таинственным сумеркам музея. Со знанием дела и с явным удовольствием коротко рассказал о виртуозном художнике-графике, который выбился в Петербургскую Академию художеств вот из этого самого села.

Юрка слушал и смотрел, буквально рот раскрыв!

Алексей тоже был внимателен, но, скорее, присматривался к собеседнику, чем слушал его рассказ.

Анне не терпелось перейти к главному, но её постоянно контролировал взгляд опекуна детей. Ей ничего не оставалось, как только выжидать удобного момента.

Почувствовав, что гостью что-то тревожит, и что она слушает невнимательно - явно думая о чем-то своём, Трегубов сразу перестал быть искусствоведом и радушно пригласил их к себе, заручившись обещанием, что днём они придут на полноценную экскурсию.

"В начале двенадцатых чисел девятой луны я отправилась в храмы Хаса, и мне случилось заночевать в каком-то убогом домике."

Подворье Саши оказалось небольшим. Приуныл без движения мотоцикл у сарая. Домишко был стар, мал, зато живописен: толстые стены вросли в землю, потому выглядел он полутораэтажным. Брёвна обшиты досками, покрашенными в традиционный ярко-зеленый цвет, наличники ослепительно белы. До окон первого этажа легко дотягивались желтые глазки "куриной слепоты".

Домик стоял строго вертикально, однако, Ане показалось, что он вот-вот весело съедет со склона, на котором вырос.

"Если бы я где и жила, так это здесь. Хотя нет, у бабы Веры - не хуже! - агрессивно воспротивилась она очарованию места. - Подумать только: где-то среди такой красоты притаилась мразь, сволочь!"

"То, что вызывает нетерпение... Женщина должна разрешиться от бремени. Уже прошли все положенные сроки, а нет ещё и признака приближения родов."

У Анны возникло неистовое желание начать крушить всё кругом. Алексей вернулся за ней из домика, куда уже прошел вслед за хозяином и Юркой, взял её руку железной ладонью и сказал:

- Идем в дом. Неудобно. Саша уже чайник ставит...

Беседа за столом текла чинно, неторопливо: как сама жизнь в провинции.

Поговорили о росписях Алексея (он от них отмахнулся), о его работах в театрах (художник тоже по-настоящему был доволен лишь двумя, да и то заграницей). Саша спросил, пишет ли он маслом, но Алексей снова ушел от ответа, сказал, что времени нет.

"Наверное, переживает из-за погибших на даче картин, - Анне казалось, что она понимает его состояние: - столько лет сгорело одним махом! Как и у меня. Только у меня - жизни, а у него - работы! Наверное, для него - это и есть жизнь...".

Алексей стал расспрашивать друга, над чем сейчас работает он сам.

Трегубов оживился, рассказал, что помогает восстанавливать лепнину в женском монастыре. Как платят? За что? Ведь он сам предложил! Отметая вопросы о заработке, пригласил в свою студию. Оказалось, это - тот самый сараюшко, возле которого скучал двухколесный конь. Анна с ними не пошла. Ей невмоготу было вести светскую беседу, когда в голове свербело: "Катя... Катя... Катя...". А Павел с Петей? Что с ними, где они? Знает что-нибудь о них Алексей? О маленькой Марусе она и вспомнить боялась...