Через полтора часа я уже снижался над островом. На Ористано было раннее утро.

И где тут моя плантация? А вот она. Морской берег, пустынный пляж, чуть в стороне большой «господский» дом, какие-то хозяйственные постройки, а может быть, бараки. Чёрт бы меня побрал! Почему я догадался позаботиться о нормальной жизни для работников конного завода, а сюда даже не съездил и не проконтролировал?

Чуть дальше от моря начинаются поля с зеленеющими кофейными деревцами. Граница обозначена ярко-белой оградой, а за ней сразу начинаются какие-то фруктовые рощи. Дорога, прорезающая плантацию насквозь, начинается на одной военной базе и кончается на другой, около порта. Примерно в десяти километрах от плантации — развилка к конному заводу, отлично, съездим, покатаемся. Э-ээ, дорога нам для этого не нужна.

— И где твоя плантация? — спросил Виктор. Я показал вниз:

— Вот она.

— Такая большая?!

— На Этне земли сколько угодно.

— Скорее болот, — заметил Марио.

— Да, правда, каждый терраформированный метр — это чья-то жизнь. С каторжниками новосицилийская администрация не церемонилась.

Виктор опустил голову.

— Ты-то тут при чём? — удивился я.

— Ну как-то…

— На свете есть только один человек, за поступки которого ты отвечаешь: ты сам.

— Здесь и сейчас да, а вообще — нет.

— Это ещё почему?

— Под Мачератой ты отвечал только за себя?

— Э-ээ, убедительно.

Сделав круг над своей плантацией, я повёл катер на посадку. Посадочная площадка была на крыше. Я поморщился и сел на дорожку перед главным входом — дверь на крышу скорее всего закрыта.

Обитатели поместья, наверное, ещё спят — выходной день. Но нет, на крыльцо вышел какой-то молодой человек в футболке и драных джинсах.

— Это частное владение! — Он замахал руками, показывая, что мы должны уехать.

Я открыл дверцу и спрыгнул на землю:

— Да, я знаю. Частное владение. Моё.

У него одновременно вылезли глаза на лоб и отвисла челюсть, так что его лицо стало казаться вдвое длиннее.

Летучие коты! Почему я не могу выглядеть посолиднее? Я продемонстрировал ему свои водительские права:

— Энрик Галларате — это я.

— Э-ээ, о-оо. — Он установил челюсть на место, теперь можно разговаривать. — Э-ээ, очень приятно — Он протянул руку. — Андреа Фаэнца, я здесь временный управляющий, от корпорации.

— Рад познакомиться. — Я пожал протянутую мне руку. — Теперь вы, наверное, поедете на Южный континент, приводить в порядок бывшую кремонскую зону.

Фаэнца улыбнулся.

— Вот женюсь и где-нибудь осяду, а пока… — Он пожал плечами. — Такая работа. Скажите спасибо вашему отцу, я правильно понимаю?

— Правильно.

— На Южном он вам тоже что-нибудь подарит?

— Э-ээ? — удивился я. — А-а, понял. Нет, он мне не дарил эту плантацию. Я её сам купил, когда её акции котировались по цене оберточной бумаги.

— А если бы тут прошли бои и корпорация потребовала бы вложений?

— Тогда я бы разорился. Но мне повезло. В этот момент Виктор спрыгнул на землю:

— Ну что? Нас не прогонят, как ты сказал? Дрекольем?

— Нет, не прогонят. Это мой двоюродный брат, Виктор. А из катера сейчас выберется Марио, но вы его, наверное, и так узнаете.

Марио выбрался. Его узнали, долго трясли руку и просили автограф. Марио привычно вздохнул и расписался в протянутом блокноте. После этого управляющий опять обратил на меня внимание:

— Приехали разбираться?

— Конечно, — вздохнул я, — такое грозное письмо пришло из КРИЗТа… Сейчас вы всё бросите, и тут начнется анархия, развал и загнивание урожая на корню.

— Кофе не гниёт. А нового управляющего вы не привезли. Зачем вы тогда приехали?

— Уже прогоняете?

— Конечно, валите к себе в Палермо и без моего преемника не возвращайтесь! — усмехнулся Фаэнца.

Я покачал головой:

— А почему вы уволили старого управляющего?

— По результатам ревизии, — ответил Фаэнца. — Это же было в отчете, — удивился он.

— Ну и что? — в свою очередь удивился я. — Вы же имеете представление, как тут жили при Каникатти?

— Вникать в смягчающие обстоятельства — дело адвоката. Пусть радуется, что его не посадили.

— Понятно, — заявил я сухо. — Хорошо, что я приехал оглядеться.

Фаэнца уловил мою враждебность.

— Ладно, пойдёмте в дом, — произнес он примирительно. — Может же хозяин большой плантации получить завтрак в собственном поместье. Даже если он идеалист.

— Ну-у мне-то кажется, что это вы идеалист. Закон первичен, реальность вторична. К тому же у Каникатти декларируется полное и всеобщее равенство.

— Это в будущем, — парировал он.

— Золотой век когда-нибудь потом, — ехидно заметил я.

— Вы собираетесь вернуть этого парня обратно?

— Не знаю, я ещё не решил. Решу, когда пообщаюсь с аборигенами.

— Ну вольному воля — спасённому рай, — заметил Фаэнца, — в конце концов, теперь он будет обворовывать вас. А аборигены, — он усмехнулся, — проснутся ещё где-то через час.

За завтраком Фаэнца говорил о видах на урожай и возможных нововведениях — он оказался энтузиастом сельского хозяйства, синьору Кальтаниссетта он бы понравился. Я вежливо его слушал и скучал. Просто мне не нужны деньги. На биржу я вылезаю поразвлекаться. Вот и доразвлекался. Сбылась мечта идиота. Собственный дом, собственный сад, который ещё надо возделывать. Продать все это кому-нибудь, кому это интересно? Ох-ох-ох, бедные-бедные здешние жители — сначала Каникатти, потом этот энтузиаст, а потом опять неизвестно кто.

Пока мы завтракали, поместье скинуло с себя сонную одурь. Кто-то уже бродил по двору.

— А как здесь развлекаются по выходным? — спросил я у управляющего.

Он сразу увял, наверное, решил, что я приехал за этим, и пожал плечами:

— Мне как-то некогда…

— Ну это я уже понял, а все остальные что делают?

— Пришлось купить большой автобус, — сказал Фаэнца недовольным тоном, — корпорация потребовала, чтобы детей доставляли в школу, а на выходных народ катается в Ньюпорт, видеозалы, магазины…

У меня отлегло от сердца, Фаэнца при всем своем бюрократизме все-таки позаботился о самом необходимом, хотя и не добровольно.

Смешно, раньше мне всегда казалось, что молодой парень в растянутой футболке и драных джинсах может оказаться бандитом, но не бюрократом. И разговаривает он нормально, не ссылается на пункты инструкций, но окружающим от этого не легче.

Я кивнул на людей, бродящих по двору:

— Так это они автобус ждут?

— Да, приходится делать три, иногда четыре рейса.Тут довольно много народу.

— А сколько?

— Около пятисот человек, примерно триста взрослыхи почти двести детей.

— Понятно, в школу их тоже в два рейса?

— Конечно.

Я полюбовался на небольшую суматоху при отъезде автобуса, подождал, пока он скроется в клубах пыли — дорога тут грунтовая и неровная. И теперь это моя забота.

— Ладно, — сказал я, поднимаясь, — пойду пообщаюсь с народом. Только не говорите им, кто я такой.

— Хочешь соврать, чтобы узнать правду? — насмешливо спросил Виктор.

— Зачем же врать, просто ничего не скажем.

— А если спросят?

— Сделаю таинственный вид и умное лицо. Не беспокойся, всё будет нормально. Пошли прогуляемся.

Взрослые если и обратили на нас внимание, но демонстрировать его побаивались (наверное, это наследие Каникатти), а детей одернули и поставили в очередь, ожидающую автобус.

Я искал какого-нибудь одинокого мальчишку нашего возраста или помладше. И скоро его нашел. Он был одинокий, печальный и несчастный. Наверное, его за что-нибудь наказали — не взяли с собой в город.

— Привет! — сказал я, подходя.

— Привет, — буркнул он и только после этого обернулся. — Э-ээ? А вы откуда?

— Да так, прилетели, — небрежно ответил я, кивая в сторону «Феррари».

— Ух ты!!! Здорово!

На дороге опять клубилась пыль — автобус возвращался за следующей партией отдыхающих.

— Ты, наверное, сейчас уедешь, — заметил я. Он помотал головой: