Кэшель подкреплял каждый из своих советов дружественным щелчком в пуговицы сюртука своего недавнего врага. Кончив наставление, он кивнул головой, спустился с лестницы и вышел на улицу в приподнятом и бодром настроении.

Лидия стояла у окна своей библиотеки и провожала его глазами. Она задумчиво следила за его легкой, стройной походкой, выделявшей его из пестрой толпы снующих по улице людей. Переплет оконной рамы, отделявшей Кэшеля, заставил вспомнить о вольных детях лесов и пустынь, томящихся в клетках в парке, расстилавшемся перед окнами. Она с тайным удивлением и радостью убедилась, что, как ни опасен этот, ставший ей дорогим, человек, она не боится его и может покорить его суровую дикость одним взглядом, одним властным или ласковым словом. Когда Кэшель отыскал своего извозчика и уехал, она отошла от окна, подошла к своему письменному столу, открыла ящик, в котором хранила дорогие для нее реликвии, и вынула последнее письмо отца к ней. С письмом в руках она опустилась в глубокое кресло и, не читая, долго, задумчиво глядела на него.

- Странно будет, не правда ли, отец, - вслух произнесла она, как будто думая, что покойник услышит ее, - если твоя дочь станет женой борца. Мной овладело настоящее отчаяние, когда он таким непередаваемым "прощайте" ответил на известие о моем богатстве. Но теперь ведь он почти жених мой.

Она спрятала письмо обратно в ящик и позвонила. С несколько смущенным видом появился Башвиль.

- Пожалуйста, Башвиль, никогда не мешайте мистеру Байрону видеться со мной, если он придет, когда я дома.

- Слушаюсь, сударыня.

- Можете идти.

- Осмелюсь спросить, не было ли на меня каких-нибудь жалоб?

- Нет. - Башвиль, однако, вздрогнул, когда она прибавила: - мистер Байрон говорил мне, что вы силой хотели не впустить его. Вы подвергали себя этим ненужной опасности. Вообще, Башвиль, в будущем всегда впускайте ко мне людей, которые не хотят добровольно уйти, когда их просят. Это все же лучше, чем затевать драку в моем доме. Впрочем, я не обвиняю вас, наоборот, я ценю вашу преданность.

- Он силой ворвался в дверь, сударыня, и я, может быть, поступил необдуманно, но я был очень возмущен. Прошу извинить меня, что я позволил себе без разрешения зайти к вам в будуар. Я был очень тогда взволнован. Он сильнее и выше меня, к тому же он профессионал. Иначе я не уступил бы ему.

- Я вполне довольна вами, - суше обыкновенного сказала Лидия и вышла из комнаты.

- Как долго вы пропадали! - почти истерично закричала Алиса входившей к ней Лидии. - Он уже ушел? Как он ужасно кричал! Расскажите же, в чем дело.

- Боюсь, дорогая моя, что все дело в вашем утомлении от танцев и бессонных ночей на балах. Смотрите, на вас лица нет.

- Это вовсе не от танцев, а от этого ужасного человека, - едва сдерживая истерическое рыдание, ответила Алиса.

- Не думаю. Я говорила с глазу на глаз с этим "ужасным" человеком целые полчаса, а Башвиль даже вступил с ним в драку, и тем не менее мы не в истерике.

- И я не в истерике, - негодующе воскликнула Алиса, но тут же разрыдалась.

Лидия ласково положила руку на голову подруги и стала ее успокаивать.

10

Имя миссис Байрон - по сцене Аделаиды Джисборн - теперь, во второй раз за время ее сценической карьеры, было на устах у всего Лондона, который уже успел, было, совсем забыть ее. Столичные театральные антрепренеры в свое время убедились, что ее успех у публики все падал. Она изводила режиссеров своими капризами, на малейшее замечание отвечая, что она ненавидит театр и сейчас же уйдет со сцены. Поэтому антрепренеры решили обходиться без нее. Ей пришлось надолго покинуть Лондон, так что молодое поколение столичных театров знало о ней только понаслышке, как о вышедшей из моды актрисе, гастролирующей в провинции и выдающей себя невежественным провинциалам за великую артистку, удивляя их все одними и теми же заигранными ролями из шекспировского репертуара. Действительно, миссис Байрон стала разъезжать со своей небольшой труппой из города в город, останавливаясь в каждом на неделю или на две и повторяя везде все ту же полудюжину эффектных ролей, которые стали ей так знакомы и привычны, что она уже давно перестала возвращаться мыслью к их внутреннему смыслу и к содержанию изображаемых ею характеров. Однако провинциальная публика принимала ее восторженно. И она сама больше полюбила провинцию, так как здесь ей больше аплодировали, здесь она чувствовала себя более заметной, здесь расходы ее были меньше, а заработок больше, чем в Лондоне, о котором она сохранила столь же мало добрых воспоминаний, как Лондон о ней. С годами она больше зарабатывала и меньше тратила. Когда она попрекала Кэшеля расходами на его воспитание, она была уже достаточно богата. С того времени, как он избавил ее от этих расходов, она совершила гастрольные поездки по Америке, Египту, Индии и английским колониям, и всякое турне обогащало ее. После долгого отсутствия она вернулась в Англию как раз в тот самый день, когда Кэшель присоединил к своим лаврам победу над датским чемпионом. Ближайшие воскресные номера газет посвятили свои спортивные столбцы восхвалению мужества и силы Кэшеля Байрона, а театральный отдел превознесению талантов Аделаиды Джисборн. Кэшель еще следил кое-когда за театральными известиями, мать же его никогда не заглядывала в спортивный отдел газет.

Все антрепренеры, у которых когда-то служила миссис Байрон, к этому времени либо умерли, либо разорились, либо занялись другим, более спокойным и менее рискованным делом. Но один из новых сценических деятелей задался целью поднять в публике упавший интерес к Шекспиру. Задумав поставить хронику "Король Джон", он пригласил на роль Констанции вернувшуюся из далеких краев и прогремевшую в Колониях Аделаиду Джисборн, подговорив в то же время своих приятелей журналистов поднять в газетах вопль об упадке великих преданий по сцене и о необходимости учиться им у артистов старой школы.

В последние годы миссис Байрон уже не жаловалась, что ненавидит сцену. Она действительно ненавидела ее когда-то. Но именно к тому времени, когда она стала достаточно богатой, чтобы бросить театр, она полюбила его, и сценические подмостки стали для нее уже привычной и необходимой потребностью. Кроме того, ей нравилось этим легким для нее заработком увеличивать свое состояние. Она успела скопить довольно серьезную сумму и начинала по временам уже мечтать о том, чтобы уйти на покой или поехать на гастроли в Париж, открыть свой театр в Лондоне и о прочих приятных вещах. Высшим моментом ее славы в молодости был неожиданный и очень шумный успех в Лондоне, когда она впервые выступила в одной удавшейся роли. Теперь ей очень улыбалась мысль воскресить эти дни молодости и завершить триумфом свою карьеру там, где она начинала. Поэтому она охотно приняла сделанное ей предложение и даже, преодолев лень и скуку, принялась читать "Короля Джона" без пропусков от начала и до конца.