В конце 60-х годов бездомных ингерманландцев взяла под свое крыло Эстонская лютеранская Церковь. Старая кирха, успевшая поработать складом, открыла свои тяжелые двери в городе Нарве. Эстонский пастор Эльмер Куль не знал финского языка и служил по транскрипции, но кирха, построенная на 250 мест, собрала на первое богослужение 800 человек. Пусть на складе, пусть в чужом краю, но они молились Христу на родном языке! В 1970 году ингерманландцев приняла Онега. В северо-западной части Петрозаводска в старой избе был зарегистрирован второй лютеранский приход. В 1977 году под Ленинградом, в Пушкине, - третий. Этот приход первым шагнул на территорию Ингрии, и неудивительно, что он долгие годы был местом паломничества финнов-ингерманландцев. Пушкинский приход стал итогом подвижнической деятельности отцов Церкви Ингрии. Наступала эпоха детей. Все три финноязычных прихода административно и юридически подчинялись Эстонской лютеранской Церкви и собственно ею и являлись. В конце 70-х молодой диакон пушкинского прихода Арво Сурво и его ровесники впервые задумались о создании своей собственной национальной Церкви. Это была пора "третьей корзины" хельсинкских соглашений. Пора бурного прихода молодежи в православие; пора подпольных религиозных семинаров и религиозного самиздата; как выражались вчерашние хиппи и позавчерашние комсомольцы, пришедшие под своды сохранившихся храмов, -- пора "религиозного ренессанса в России". Народ Ингрии мал, и никто не заметил, что это время было также порой становления новой лютеранской Церкви. Церкви двуязычной: преодолевая глухое сопротивление отцов, молодежь Ингрии ввела параллельное богослужение на русском языке. "Миряне, -- утверждали они, -- это кровеносная система Церкви. Церковь жива, если ее язык совпадает с языком ее членов". Этот шаг открыл двери пушкинского прихода всем, кто не знал по-фински: потомкам шведов, немцев, голландцев и. . . русским, тем из них, кто вечно бродит по церквам в поисках истины.

К концу 70-х годов поэт, музыкант, певец и фольклорист Арво Сурво понимал, что возродить народ Ингрии без Церкви невозможно. К концу 80-х лютеранский пастор Арво Сурво уже твердо знал, что создаст национальную Церковь Ингрии. К концу 90-х годов миссионер Арво Сурво, наверное, осознает, что заложил основу русской лютеранской Церкви. Хотите знать, как это было?

16 февраля 1987 года в три часа ночи сработала сигнализация. Арво вышел во двор. Под свист злого февральского ветра воры пытались снять колеса с пасторского автомобиля. Для ингерманландца ветер со снегом со стороны Финского залива что пляжный песок для нежного одессита -- лишь греет. Объяснив полуночникам смысл восьмой заповеди, Арво вернулся в дом, и вдруг ему пришла мысль, что возрождать Церковь нужно с самого бедного и бездуховного места, где уж и ингерманландцев-то почти не осталось, и вера в запустении. Он разбудил жену и детей и сообщил им, что отправляется в Волосовский район, в деревню Губаницы восстанавливать разрушенную кирху. Поступок в глазах рассудительных лютеран неразумный. Строить нужно в Колтушах, Токсово, Нарвузи и других местах "компактного проживания" братьев. "Может ли что хорошее выйти из Губаниц, заброшенной деревни, где нет никакого духовного оживления?" -- рассуждали они, глядя на восстановленную губаницкую кирху, засучивали рукава и постукивали мастерками о кирпич -"исправляли" положение. Через несколько лет шпили пяти вновь построенных кирх и шестнадцати старых, поднятых из руин, украсили бледное небо Ингрии. И вздрогнули духи злобы поднебесные.

Церкви стоят -- встал вопрос об организации внутри Эстонской Церкви национального пробства. Проект не встретил горячей поддержки эстонцев, в то время уже поглощенных идеей собственного национального величия. Ингры получили отказ.

В ответ Арво Сурво готовит и распространяет в 1989 году Манифест, в котором провозглашается существование самостоятельной Лютеранской Церкви Ингрии! Чиновники самых разных ведомств -- от Идеологического отдела ЦК КПСС до Всемирной Лютеранской Федерации -- пришли в замешательство. С одной стороны -- церковные проблемы: по существующей традиции новая лютеранская Церковь может утвердиться только с согласия других братских Церквей. С другой стороны -- проблемы политические. Советская власть вовсе не была заинтересована в создании еще одной независимой церковной структуры -- уж лучше подструктура в уже существующей и контролируемой Советом по делам религий церковной организации. Крошка Ингрия смоделировала патовую ситуацию, и все вынужденно согласились на организацию национального пробства внутри Эстонской лютеранской Церкви. Однако не прошло и тысячи дней, как СССР распался, Эстония спешно отделилась от России и по дороге потеряла светлоглазую Ингрию, с ее маленьким пробством.

Осенью 1992 года в России была зарегистрирована новая лютеранская Церковь -- Церковь Ингрии. Ее возглавил приглашенный из Финляндии епископ Лейно Хассинен.

Каков же богословский профиль Церкви Ингрии, и какова ее религиозная идеология? В целом молодая Церковь придерживается скандинавской традиции шведского образца. В частности, сохраняется институт епископства. По сравнению с немецким лютеранством, ингры значительно консервативнее, они открыто осуждают европейский лютеранский либерализм, в первую очередь, женское священство. Признавая идею общего священства, ингерманландские богословы видят идейный исток женского священства не в церковной традиции, а в гуманистической и, в первую очередь, -- в феминизме. Они считают, что равноправие, понимаемое не в христианской, а в узко демократической традиции привело к тому, что идея полового равенства в священстве переросла затем в идею церковного равенства сексуальных меньшинств: в Германии известны случаи венчания гомосексуальных пар. Ингры считают этот путь губительным для своей Церкви и пресекают его в зародыше, отвергая женское пасторство.

Чрезвычайно много можно понять о Церкви из ее отношения к Евхаристии. Символическое протестантское ее понимание в Ингрии постепенно вытесняется и приближается к православному. Для педантов всех христианских конфессий подчеркиваю, что веду речь не о природе и истинности Святых Даров, а об отношении к Ним в Церкви Ингрии. Широко распространенное в лютеранстве мнение, что Святые Дары являются таковыми исключительно в момент причащения, а далее остаются обычными хлебом и вином, уступает в Ингрии место трепетному и священному отношению. Здесь нельзя встретить укоренившегося в Финляндии обычая после каждого причастника протирать край чаши персональной бактерицидной салфеткой. Если традиционно проповедь в лютеранстве заслоняла собой Евхаристию (даже архитектурно кафедры проповедников порой помещались над алтарем), то в Ингрии сегодня наблюдается возвращение к мистическому восприятию Церкви и Причастия.

Российский вариант финского лютеранства, вне всяких сомнений, консервативнее а, по мнению самих ингров, здоровее европейского и может служить последнему ориентиром.

Надо заметить, что ингерманландское лютеранство вообще намного поэтичнее западного, сильно рационализированного и засушенного. Русское стереоскопическое восприятие мира одновременно через богословский разум и религиозную интуицию полностью присуще Церкви Ингрии, и потому она в России дома. Ни догма, ни традиция не сковывают молодую Церковь, находящуюся в богословском и литургическом творческом поиске. Естественным образом под влиянием русской Церкви укоренились крестное знамение (справа налево), некоторые православные песнопения. Вспоминая традицию алтарных картин, ингерманландцы рассуждают о возможности украшения храмов православными иконами. Это, в свою очередь, провоцирует дискуссию об иконопочитании, совершенствовании и усложнении обряда и так далее. Как-то сидя на берегу самой большой реки в Ингерманландии -- Невы, Арво Сурво сказал мне: "Евхаристия -- это общая трапеза. Обряд -- красивая сервировка стола. Мы, лютеране, уже давно едим прямо из холодильника".

Двуязычная Церковь Ингрии, конечно же, занимается миссионерством, в первую очередь, среди своих кровных братьев -- угро-финских народов России, шагающих сегодня семимильными шагами в свое древнее национальное язычество: мокшан и эрзян, коми и карелов, удмуртов и марийцев. Автору этой статьи, много путешествовавшему по Северо-Западу, частенько приходилось сталкиваться с панфинской идеей, распространяющейся сегодня в Финляндии и российской Карелии среди политиков с ущемленным сознанием. Им грезится Великая Суоми от Балтии до Уральских гор с финским правительством, финским языком и могучей финской армией. Миссионеры же Церкви Ингрии уверены в необходимости организации не единой "имперской" лютеранской Церкви, подчиненной Церкви Ингрии, но в устройстве небольших национальных Церквей, разбросанных по угро-финским районам. Эти двуязычные национальные Церкви будут неизбежно русеть, и в пику сторонникам панфинской идеи явятся закваской будущего русского лютеранства, той формы русского протестантизма, которая, вероятно, вытеснит протестантские деноминации, не имеющие глубинной связи с Россией, той глубинной связи, что существует между Россией и угнездившейся в ее лоне тихой христианской Ингерманландии.