Но увы. Археология и История говорят на разных языках, и перевод, надо сказать, не всегда точен. Поэтому продолжим цепь предположений. Если допустить, что Индская долина, в которой сформировалась индская разновидность, или «сестра», шумерской культуры, вошла в состав империи Шумера и Аккада, то мы приблизимся к ответу на вопрос, почему одни племена пересекли Гиндукуш и пришли в Индию, тогда как другие устремились на запад в Сирию. Из наших допущений следует, что движение племен ариев и создание ведической религии были событиями междуцарствия, наступившего после падения империи Шумера и Аккада, и что индское общество связано с обществом, к которому принадлежала империя, тем же образом и в той же степени, в какой эллинское и сирийское общества связаны с минойским.

Можно ли идентифицировать общество, в истории которого империя Шумера и Аккада была универсальным государством? Если мы начнем изучать предшественников этого универсального государства, то обнаружим следы смутного времени в уже знакомой нам форме – в беспрерывной череде продолжительных и разрушительных войн. К периоду создания Ур-Енгуром универсального государства местные государства были столь истощены, что позволили захватить Ирак варварам, пришедшим с подножий Иранского нагорья, – гутеям (правили в Ираке приблизительно в 2572-2517 гг. до н.э.) [133] .

До наступления периода разрушительных войн был век роста, о чем свидетельствуют недавние раскопки Ура. Как далеко за пределы IV тыс. простирается этот период, мы пока не знаем.

Какое же название можно дать рассматриваемому нами обществу? В названии универсального государства – империя Шумера и Аккада – есть ясное указание, что истоки общества следует искать в двух разных районах, населенных двумя различными народами, отличающимися друг от друга и происхождением, и культурой, и языком. Аккадцы говорили на языке семитской семьи, шумерский же язык не имел общих элементов с аккадским ни в словаре, ни в структуре. В эпоху универсального государства и предшествовавшего ему смутного времени оба народа были столь близки, что следовало бы назвать это общество «шумеро-аккадским». Однако если анализировать клинописные таблички, донесшие до нас тексты как на шумерском, так и на аккадском языках, можно обнаружить, что письменность первоначально предназначалась только для передачи шумерского языка и лишь позже была приспособлена и для аккадского. Адаптация осталась незаконченной, поскольку силлабический язык клинописи, прекрасно соответствующий агглюнативной структуре шумерского, не соответствовал консонантной структуре семитского языка [134] . История языка – это конспект истории общества, что подтверждает и наш частный случай, ибо когда мы доходим до периода роста, то обнаруживаем, что авансцена прочно занята шумерами, аккадцы же толпятся на втором плане. Итак, если мы называем общество по его истокам, а не по периоду распада, мы должны назвать данное общество «шумерским».

Идентифицировав шумерское общество, двинемся теперь не в глубь истории, а к векам более поздним.

Обратив внимание на междуцарствие, последовавшее за падением шумерского универсального государства, можно обнаружить, что движение племен в тот период не ограничивалось миграцией ариев из Великой степи в Сирию и Индию. Шумерское общество в ходе всей своей длительной истории оказывало культурное воздействие не только на запад, но, возможно, и на юго-восток через Персидский залив в Индскую долину. На северо-восток шумеры несли свою культуру через Иранское нагорье до закаспийских земель. Распространялось ее влияние и на северо-запад. Через Таврский хребет шумеры проникли на восточную часть Анатолийского плато, впоследствии именуемую Каппадокией. В XXIV в. до н.э. Саргон Аккадский совершил военную экспедицию в Каппадокию в ответ на просьбу ассирийских купцов, осевших в стране, но не нашедших общего языка с ее правителем [135] . Глиняные таблички с клинописными деловыми документами, обнаруженные западными археологами в Каппадокии, доказывают, что эти ассирийские поселенцы на северо-западе Тавра не только выжили, но и процветали. Как и Ассирия [прим18] , земли эти были включены во владения империи Шумера и Аккада во времена династии Ура и, возможно, во время правления Хаммурапи. Когда после смерти Хаммурапи шумерское универсальное государство пало, его каппадокийские провинции были заняты варварами, пришедшими с северо-запада. А приблизительно в 1750 г. до н.э. правитель крупнейшего варварского государства-преемника в этой области, царь Мурсилис I из Хатти, организовал поход и разорил Вавилон, сбросив последнего потомка Хаммурапи [136] .

Походы хеттов повторялись, сопровождаемые разбоем и грабежом, но политический вакуум, который они создали своим движением в Ираке, был незамедлительно заполнен десантом других варваров – касситов из северо-восточных земель Иранского нагорья. Касситы основали династию, правившую в Вавилоне с 1749 по 1173 г. до н.э. После катастрофы 1750-1749 гг. до н.э., которая была последней конвульсией движения племен, сумрак вновь охватил историю целого региона, излучавшего когда-то культуру шумерского общества под эгидой универсального государства.

Утрачены даже имена хеттских правителей в Каппадокии и касситских правителей в Вавилонии середины XVII в.-начала XV в. до н.э. [137] Мрак был развеян светом, шедшим из Египта. До нас дошли свидетельства о кампаниях Тутмоса III (прибл. 1480-1450 до н.э.), который вторгся в бывшие владения шумерского общества, завоевав Сирию [138] . И вновь начинают вырисовываться очертания двух обществ, нарождающихся в Юго-Западной Азии.

Родина одного из этих обществ находилась в Каппадокии, в бывших провинциях империи Шумера и Аккада и в смежных ей анатолийских территориях. Это общество свободно заимствовало все шумерское, однако вряд ли мы можем считать его сыновне-родственным шумерскому, потому что не существует никаких указаний на наличие вселенской церкви, объединяющей их. Действительно, более позднее общество усвоило и усердно практиковало шумерскую систему гадания. Однако эта псевдонаука должна рассматриваться как дитя магии, а не религии. В любом случае это было следование традиции, увековеченной доминирующим меньшинством шумерского общества, а не продукт новой религии, созданной внутренним пролетариатом. Обратившись к верованиям более позднего общества, мы не заметим существенного влияния шумерского пантеона и ритуала. Перед нами совершенно самобытная религия, истоки которой не прослеживаются достаточно четко.