Эта природная катастрофа вполне сопоставима по своим последствиям с социальной катастрофой прорыва военных границ. Результаты этого болезненного катаклизма касаются всех, хотя и не в равной мере. Фактически происходит парадоксальная смена ролей. Как мы уже видели, цена, которую платит распадающаяся цивилизация за сохранение своих границ, оказывается в конце концов ей не по силам. С другой стороны, граждане обреченной цивилизации, которую постигло варварское вторжение, не становятся главными страдальцами. Наибольший ущерб в конце концов выпадает на долю варваров-победителей. В конечном итоге оказывается, что именно они потерпели поражение.

Объяснение этому парадоксальному результату следует искать в том, что победа варваров высвобождает демонические саморазрушительные силы, которые ранее находились под определенным контролем соседней цивилизации. Мы видели, что близость границ пагубно сказывается на варварском обществе, потому что его рудиментарная экономика и институты деформируются под воздействием политических и культурных влияний, исходящих от надломленной цивилизации. Мы видели также, что варвары могут в некоторой степени приспособиться к этим влияниям и что эти влияния могут даже стать стимулом для творчества. Способность к адаптации и творчеству является признаком того, что психологические факторы продолжают работать, несмотря на надлом механизма мимесиса. Роль спасительной узды играет до определенной поры и наличие границы, которая, пока она есть, служит заменой необходимой в обществе дисциплины, столь недостающей варварам, еще не усвоившим правил цивилизованных соседей, но утративших драгоценный кристалл обычая.

Но вот неожиданно сметены границы, сломаны рамки страха, и варвар предстает перед совершенно неведомым ему кругом проблем. Он должен решать новые задачи, которые и слишком велики, и слишком тяжелы для его незрелых творческих сил. В момент замешательства варвар пытается обрести былую уверенность, извлекая из глубины души качества, которые всегда ему помогали. Но с тех пор, как варвар покинул ничейную землю и ступил в разрушенный мир, показавшийся ему поначалу земным раем, смелость его выродилась в свирепость и невоздержанность, неприхотливость – в ограниченность и лень. В качестве примера этого демонического переворота в душе варвара можно привести духовную катастрофу, которая постигла скандинавов, когда они захватили империю Каролингов [625] . В эпоху викингов они безжалостно обрубили свои традиционные корни и отправились на поиски приключений. Платой за беспредельную свободу стала роковая потеря равновесия. «Когда королевский дом обосновался на чужих землях и стал питаться дарами чужих полей и пастбищ, жизнь незаметно превратилась в вереницу сражений и пьяных кутежей» [прим132] . В экзотическом окружении варвар легко предается порокам паразитизма и лени, которые не были чужды ему и ранее. Однако в пору жизни его на границе склонность к порокам подавлялась необходимостью оплачивать минуты роскоши и лени тяжкой службой наемника.

Причина деморализации варвара-победителя кроется во внезапном освобождении его от напряжения границы, к чему победитель оказывается психически и морально не готовым. К тому же, даже если варварская военная монархия успешно осваивает роль буферного государства под покровительством империи, история показывает, что внутренние государства-последователи, образовавшиеся на территории бывшей цивилизации, оказываются не в состоянии нести бремя и решать проблемы экуменического характера из-за отсутствия политического опыта. Какова же реакция на вызов? Варварское государство-последователь начинает слепо следовать всему тому, в чем универсальное государство уже потерпело крах. А неизбежные административные неудачи приводят к бурным взрывам недовольства. Политическая система, которая опирается единственно на преданность отряда своему вождю, весьма эффективна для военного похода или, может быть, для обороны, но она совершенно непригодна для управления обществом бывшей цивилизации.

Варвары, захватившие цивилизацию, фактически приговорены к нравственному надлому. И это есть неизбежное следствие их авантюристического акта. Однако приговор истории они принимают в духовной борьбе, следы которой остаются в литературных мифологических памятниках, ритуалах и нормах общественного поведения. Один из главных мотивов варварских мифов – борьба героя с чудовищем, похитившим у людей сокровища. Этот сюжет представляется проекцией во внешний мир психологической борьбы, происходившей в душе варвара. Эта борьба начинается тогда, когда варвар переходит из относительно безопасной жизни за границами империи в шаткий мир, в который он попадает после прорыва границ.

Появление некоторых нестандартных норм поведения в героический век свидетельствует о попытках сконструировать какую-то особую этику. Но если, как мы видели, героический век – всего лишь временный период, то и все его добродетели не являются самодостаточным этическим кодексом, они не более чем временная замена ценностей цивилизации. Поэтому исчезновение этических символов победивших варваров не становится трагедией. Это скорее сознательный отказ от них в ожидании прихода цивилизации, которая, возвращаясь, предлагает другие, более конструктивные ценности.

Главная слабость варварского этического кодекса состоит в том, что он носит личный, а не общественный или институциональный характер. Преданность вождю, которая опирается на ряд индивидуальных нравственных императивов, не может считаться равноценной заменой цивилизованной социальной системы. Варвары абсолютно не способны создать устойчивые длительные социальные и политические институты. Попытки такого рода творчества с их стороны всегда сопровождаются распрями и вспышками зверств. Внезапное падение с высот всесилия в трясину разброда – обычная судьба варварской власти. Ярким историческим примером подобной судьбы может служить падение западных гуннов после смерти Аттилы. Политическая мощь варваров, выразившаяся в укреплении их господства над обширными территориями опустошенной цивилизации, может оказаться на волоске со смертью их вождя. Кончина одной незаурядной личности может положить начало анархии. Варварское государство-преемник умирающего универсального государства может получить контрудар от своей жертвы. Оно может также принять насильственную смерть от своих братьев-варваров. Но может случиться итак, что оно будет прозябать в бессилии, пока его не сметет с исторической сцены возвратившаяся старая цивилизация или народившаяся новая.