Эти печальные судьбы завершают список сибаритов и мучеников эллинистического правящего меньшинства, ибо римский правящий класс в ходе ужасного спада, последовавшего за убийством Александра Севера, встал на путь последовательного самоуничтожения. С другой стороны, два поколения, одно – необузданной анархии, а другое – жестокой реакции, которые прошли между смертью Александра в 235 г. и смертью Галерия в 311 г., дали классический пример сочетания как мученичества, так и необязательности в рядах христианской церкви, к тому времени распространившей свое влияние на весь эллинистический мир.

Христианская церковь стала основной мишенью нападок эллинистического правящего меньшинства, ибо умирающий языческий правящий класс не мог признаться себе в той истине, что он сам явился причиной надлома и распада; даже в предсмертных муках он пытался сохранить последние крохи самоуважения, убеждая себя в том, что его гибель обусловлена наступлением пролетариата. Поскольку внешний пролетариат оформился в боевые отряды, способные противостоять правительственным войскам, а христианская церковь стала главным социальным институтом распадающегося общества, оставаясь в отличие от варваров в поле досягаемости империи, главный удар был направлен против нее. В условиях преследований христианская церковь, поставленная перед чудовищным выбором между отказом от веры и принятием мученичества, сумела отделить овнов от козлищ. Отступников было так много, что, когда преследования закончились, церковным властям пришлось решать вопрос, что же с ними делать. Однако небольшая горстка мучеников была духовно куда более сильной, чем многочисленная толпа отступников.

Можно ли заметить какие-либо проявления этих двух противоположных ориентаций социального поведения на современном Западе? Наверняка следы этого можно обнаружить в так называемом предательстве священников [500] . «Предательство священников» началось отнюдь не с циничной потери веры в принципы и увлечения скороспелыми плодами либерализма, что стало элементами современной интеллектуальной жизни сравнительно недавно. На самом деле процесс этот начался несколько веков назад, когда клерикалы отвергли свое клерикальное происхождение и тем самым лишили западную культуру возможности и впредь питаться соками древа духовной жизни, пытаясь передвинуть основание растущей западнохристианской цивилизации с религиозного базиса на секулярный.

Если окинуть взором четырехсотлетнюю историю западного христианства, задержавшись на Англии, наше внимание привлечет Томас Уолси, современно мыслящий священник, который в трудный час не избежал политических ошибок [501] . Но всегда он служил больше Королю, чем Богу. Труантизм Томаса Уолси менее чем через пять лет после его бесславной кончины был оттенен мученичеством его современников св. Джона Фишера и св. Томаса Мора [502] . Джон Фишер и Томас Мор были казнены королем Генрихом VIII в 1535 г. У Томаса Уолси никогда не было недостатка в последователях. Однако до сих пор остается открытым вопрос, смогут ли современные мученики доказать своей кровью жизненность Церкви, как сделали это христианские мученики в эллинистическом мире.

Чувство неконтролируемого потока жизни. Чувство неконтролируемого потока жизни, представляющее собой пассивное переживание утраты жизненного порыва, является одним из наиболее болезненных ощущений, ранящих души людей, на долю которых выпало жить в условиях распада: и эта боль; возможно, есть наказание за грех идолопоклонства, за воздвижение культа Тварного вместо Творца. Ибо, как мы уже показали, именно в идолопоклонстве кроется одна из причин возникновения надломов, за которыми следуют распады цивилизаций.

Случай и Необходимость – две альтернативные формы, в которые облекается идол. И хотя на первый взгляд Случай и Необходимость кажутся противоречащими и даже взаимно исключающими друг друга, при более близком рассмотрении становится ясно, что это лишь две стороны одной и той же иллюзии.

Случай в литературе древнеегипетского смутного времени выражен через образ быстро вращающегося гончарного круга, а в литературе эллинского смутного времени – через образ корабля, плывущего по воле волн и ветров. В разлагающемся эллинском обществе чувство самотека искало и находило воплощение в культе Случая, который стал почти доминирующей религией эллинского мира в период смутного времени.

Если заглянуть в наши сердца, то и в них, как выяснится, восседает эллинская богиня, несмотря на то что мы считаем себя просвещенными людьми, опирающимися только на факты и никогда – на фикции. Она присутствует там столь же властно, как когда-то царила в сердцах эллинов в эпоху их упадка. Современная западная вера во всемогущество Случая родилась в XIX в., когда жизнь западного человека казалась во всех отношениях благополучной. Разумеется, благополучной с точки зрения философии практической жизни. И даже в XX в., когда богиня уже не была столь доброжелательна к людям, она все еще оставалась оракулом британской международной политики.

Духовное «пораженчество», сопровождавшее материальные успехи западной цивилизации последних era пятидесяти лет, было также свойственно древнекитайской цивилизации во II столетии до н.э. [503] Однако китайская вера в Случай отличается от нашей веры, имея иной источник. Французский буржуа XVIII в. стал верить в счастливый случай, с завистью наблюдая за процветанием своего английского соседа, и пришел в конце концов к выводу, что буржуазия могла бы и во Франции процветать не хуже, чем в Англии, если только заставить короля Людовика последовать примеру короля Георга, разрешившего своим подданным производить все, что угодно, и свободно вывозить свои товары на любые рынки [504] . Фактически современная западная философия самотека сводится к формуле: «Никакого вмешательства государства в дела бизнеса». С другой стороны – путь наименьшего сопротивления, которым усталый китайский мир следовал в течение первых десятилетий II в. до н.э. Китайская вера в Случай фактически была утонченным декадентским извращением первоначальной и подлинной даосской философии, мыслившей Путь (Дао) как некую философскую манифестацию невыразимого Божества.