Н а т а л ь я. Боярину Чермному...

Р а г у й л о. Полюбовнику-то? Достань мне ключ.

Н а т а л ь я. Как я его достану?

Р а г у й л о. Украдь!

Н а т а л ь я. Да я не видала его, не знаю, какой он.

Р а г у й л о. Узнай! Проведай! Напой своего полюбовника. Задуши его. Зарежь его, а ключ достань.

Н а т а л ь я. Да если б и достала я, как же тот выход найдешь?

Р а г у й л о. В монастырь пустят нищего. На погосте ночевать останусь, там как-нибудь проведаю.

Н а т а л ь я. Ну, а он-то?

Р а г у й л о. Что он?

Н а т а л ь я. Коли на него ответ падет? Коли, неравно... через тот ход вороги ворвутся?

Р а г у й л о. А и в самом деле! Вот надоумила! Да кого ж ты это ворогами зовешь? Наших, что ли?

Н а т а л ь я. Брат, я не могу дать тебе ключа.

Р а г у й л о. Так ты хочешь, чтобы меня смертью казнили?

Н а т а л ь я. Я тебя иначе спасу - иначе; а этого я не могу - не проси, пожалей меня!

Р а г у й л о. А разве сама ты жалела нас, негодная? Мать свою ты уморила! С горя она померла!

Н а т а л ь я. Господи!

Р а г у й л о. Проклинаючи тебя, померла. Отец твой помешанный ходит, сестры твои без пристанища, а ты с новгородским воеводою заурядной боярыней живешь. Сторонятся, чай, от тебя, плюют на тебя люди. Да тебе все равно, миловал бы тебя воевода новгородский.

Н а т а л ь я. Что же мне делать? Боже мой, что мне делать?

Р а г у й л о. А как надоешь ты ему да прогонит он тебя из дому, сором один на тебе останется, блудница, отщепенница! Женище боярское!

Н а т а л ь я. Да скажи же сам, что делать мне? Научи сам меня. Что мне делать?

Р а г у й л о. Как что делать? Ключ достать! Брата спасти! Грех свой искупить перед богом!

Н а т а л ь я. Не могу, видит бог, не могу! Приказывай что хочешь, но этого не могу!

Р а г у й л о. Так будь же ты проклята и в этом свете, и в будущем! Погуби еще брата, как ты мать и отца погубила! Живи себе в сраме и стыде на земле, а по смерти ступай на муки вечные, где блудницы и убийцы в адовом огне горят!

Н а т а л ь я. Постой... Да не кляни же меня!.. Не кляни... Дай дух перевести...

Р а г у й л о. Полюбуйся завтра на мою голову, как она будет над городскими зубцами на копье торчать!

Н а т а л ь я. Да пожалей же меня... Дай опомниться... голова кругом идет...

Р а г у й л о. Зови свою челядь! Выдай меня, и будь над тобой анафема божья!

Н а т а л ь я. Брат, брат, не кляни! Все, что хочешь, сделаю, все сделаю - достану тебе ключ!

Р а г у й л о. Побожись!

Н а т а л ь я. Божусь, божусь! Только и ты побожись, что суздальцев не впустишь,- побожись и ты!

Р а г у й л о. Добро, побожусь!

Н а т а л ь я. Постой! Слышишь?

Р а г у й л о. Что?

Н а т а л ь я. Конский топ на улице - это он!

Р а г у й л о. Куда спрятаться?

Н а т а л ь я. Иди за мной! (Подходит к двери и останавливается, прислушиваясь.) Нельзя! Он уж на крыльце!

Р а г у й л о. Куда же?

Н а т а л ь я. Сюда! Скорей сюда! Отсюда лесенка на вышку. (Толкает его в боковую дверь.)

Входит Чермный.

Ч е р м н ы й. Здравствуй, Наташа! Вот, теперь поцелуемся! Да что с тобой? Что ты так дрожишь? Ты на ногах еле держишься.

Наталья, рыдая, бросается к нему на шею. Что с тобой? С беспокойства ты это, что ли? Али с радости, что я не убит?

Н а т а л ь я. С радости, с радости, дорогой мой!

Ч е р м н ы й. Экая ты неразумная! С радости плачет! Да пусти же меня, я из сил выбился; дай мне вина, Наташа, горло засохло. (Садится.)

Наталья подает ему стопу.

Ч е р м н ы й (выпив). Ну, что? Успокоилась?

Н а т а л ь я (рыдая). Не могу! Прости меня, не могу, силы нет!

Ч е р м н ы й. Экой же ты ребенок! Да быть не может, чтоб ты с радости так плакала. Тут что-нибудь другое. Обидел тебя кто, что ли?

Н а т а л ь я. Свет ты мой, разве можно меня обидеть?

Ч е р м н ы й. Так, стало, горе у тебя?

Н а т а л ь я. Да! Горе, горе! Да что я сказала! Сама не знаю, что говорю. Неправда, нет у меня горя! Так, по глупости, плачу.

Ч е р м н ы й. Не верю, Наташа, ты проговорилась. Что у тебя на душе? Скажи мне, авось помочь можно.

Н а т а л ь я. Нет, мой родимый, нет! Никто, никто мне не поможет!

Ч е р м н ы й. Так есть же оно у тебя, горе-то! Скажи, не бойся, ты знаешь меня, я ни в чем тебе не отказываю.

Н а т а л ь я. Ни в чем, ни в чем, свет мой, никогда не отказывал ты мне! Ты уж так добр, так жалостлив ко мне,- а я-то, я-то!

Ч е р м н ы й. Не о родных же ты плачешь? Ведь ты сказала, нет у тебя родных? Да говори же, Наташа, болен ли кто? Убит ли кто? Есть у тебя кто близкий в городе?

Н а т а л ь я. Да, свет мой, прости меня - я солгала тебе - я не одна на свете; есть у меня.

Ч е р м н ы й. Ну, говори же! Кто у тебя? Отец? Мать? Брат?

Н а т а л ь я. Нет, нет, не думай, нет! Тетка есть только тетка одна - при смерти больна!

Ч е р м н ы й. Ну, выговорила наконец! В бедности она, твоя тетка?

Н а т а л ь я. В бедности, государь, да, в бедности!

Ч е р м н ы й. Что ж ты сразу не сказала? Глупая ж ты, глупая! Или не знаешь меня? (Отворяет поставец.) На, возьми, отнеси своей тетке, купи для нее все, что надо. Что хочешь в доме возьми, отнеси больной, да и сама останься с ней на ночь, тебе спокойнее на душе будет!.. Ну, что опять с тобою?

Н а т а л ь я. Государь ты мой! Дорогой мой! Ты как господь бог - как господь бог ко мне,- а я-то, я-то негодная, окаянная! Да как ты меня не убьешь, окаянную, негодную меня!

Ч е р м н ы й. С ума ты сошла, право! Уж чересчур ты совестлива! Перестань же плакать, у меня и без того голова кругом идет. Дай-ка еще вина, надо быть пободрее, сейчас гости придут. (Выпивает стопу.)

Входит посадник. А, вот уж и один! Оправься, Наташа! (К посаднику.) Здорово, Глеб Мироныч! Милости просим!

П о с а д н и к. Здравствуй, Андрей Юрьич!

Наталья подает ему чару. Спасибо, матушка. Во здравие твое, Андрей Юрьич. А сам-то что же ты?

Ч е р м н ы й. Дай мне чарку, Наташа. Во твое, Глеб Мироныч! Все благополучно в городе?

П о с а д н и к. Слава богу. Беглого того только не отыскали, словно сквозь землю провалился.

Ч е р м н ы й. Вели еще искать. Так оставить нельзя. Надо над ним пример показать.

П о с а д н и к. Уж велел. По всем домам ищут. Вот тебе ключ от монастыря, от тайного хода.

Ч е р м н ы й. Спасибо. (Вздевает ключ на пояс.) Так будет вернее. Ступай же, Наташа, ступай к своей больной, завтра увидимся.

Наталья уходит.

П о с а д н и к. Что с ней?

Ч е р м н ы й. Тетка у нее захворала, так вот и кручинится. А иной раз и так себе плачет. Чудная такая! То словно пташка поет, заливается, то вдруг плакать начнет.

П о с а д н и к. Дурь бабья. Избаловал ты ее.

Ч е р м н ы й. Нет, она не то, что другая; и не просит никогда ни о чем, скромная такая.

П о с а д н и к. А все ж не след тебе нянчиться с ней. Поискал бы себе ровни, в закон бы вступил.

Ч е р м н ы й. И сам иной раз так думаю, и сказать ей даже собирался, да посмотришь на нее - жалость берет, язык не поворотится.

П о с а д н и к. Ну, это твое дело.

Ч е р м н ы й. А где ж Василько?

П о с а д н и к. Сейчас придет. Чуть было беды не накурил, вылазку с своими затеял. Я пригрозил им.

Ч е р м н ы й. Хорошо сделал, Глеб Мироныч, а то пришлось бы их смертию казнить.

Входит Василько и кланяется молча.

Ч е р м н ы й. Здравствуй, Василько! С повинной пришел? Благодари тестя, что блажить не пустил, а то бы я вас в Волхов кинуть велел. Дружба дружбой, а дело делом. Ты знаешь, я с делом не шучу.

В а с и л ь к о. Прости нашу дурость, Андрей Юрьич!

Ч е р м н ы й. Жаль было бы тебя, а не пощадил бы. На, выпей чару, не кручинься, без дела не останешься.

Входят Вышата и Рогович.

Поклон, Бояре, вам! Что видно с валу?