Введение

Подружиться со страхом

Эта книга описывает путешествие – из Зависимости в направлении любви и медитации; путешествие – освобождение из власти страха. Книга основана как на моем собственном внутреннем процессе, так и на материале, с которым я работаю на проводимых мною семинарах. Я обнаружил, что в значительной мере мой внутренний рост осуществился благодаря работе со страхами. Если рассмотреть самые значительные события моей жизни, то окажется, что они словно вращаются вокруг страха. Или вокруг того, чтобы так или иначе справляться со страхом – страхом не реализоваться в творчестве, страхом утраты, страхом наказания, критики и осуждения, страхом отвержения, страхом одиночества, страхами о выживании, страхом разоблачения, страхом поражения, страхом успеха, близости, конфронтации, гнева, потери контроля. И каждый раз, когда мне удавалось преодолеть один из значительных страхов и расслабиться, это знаменовало новую стадию самопознания.

Страх – основной мотив, и, может быть, основной вопрос, с которым всем нам приходится разбираться в жизни. Если страх отрицается и не признается, то оказывается погребенным в подвале нашего ума и оттуда продолжает оказывать на нашу жизнь мощное и часто калечащее влияние. Мы предпринимаем попытки скрывать его всевозможными компенсациями и привычками. Но, оставаясь скрытой силой внутри нас, страх может вызывать ощущение хронической тревожности. Он может саботировать наше творчество, делать нас жесткими, мнительными и одержимыми самозащитой, разрушать все наши попытки найти любовь. Если же мы сможем подружиться со страхом, вынести его на поверхность и исследовать с наиболее возможной интенсивностью и состраданием, он может стать трансформирующей силой – открыть нам глубины нашей уязвимости и принятия самих себя.

Страх оказывает влияние – и часто решающее – на все аспекты нашей жизни: на то, как мы говорим, работаем, ведем себя в близких отношениях, выражаем себя в творчестве, и даже на то, как мы дышим. Это вечно присутствующий фактор, который мы пытаемся игнорировать, преодолевать или отталкивать в сторону. Не так давно я осознал, как глубоки мои страхи, и какими глубокими они были всегда. Я знал, что у меня множество страхов, но относился к ним как к чему-то такому, что нужно преодолеть, чтобы не ограничивать жизнь и не быть трусом. Сколько я себя помню, моим решением всегда было не позволять страхам «поймать» меня в ловушку. Я проявлял решимость и силу воли. Я толкал себя, чтобы преодолеть боязнь высоты, страх утверждать себя, страх одиночества на природе. Очень мужской подход.

Ничто из этого не помогало мне достичь большей близости с самим собой. Я бежал от страхов. И это бегство отделяло меня от мягкой стороны моей натуры, от собственной уязвимости и глубины. Эта расщепленность проявлялась в отношениях. Мои любовные партнерши несли на себе проекции моей собственной уязвимости, а я обвинял их в том, что они слишком нуждаются во мне или скованы страхом. Я был отсечен от собственных глубочайших страхов – страхов любви и утраты. Мне казалось, что, если я остановлюсь, чтобы исследовать страхи, они просто захватят меня в свою власть. В результате я выработал образ жизни, построенный на компенсации всех моих страхов. Усердно учился, сдерживал себя, занимаясь тем или другим делом или общаясь с друзьями. Бросал самому себе вызов, занимаясь альпинизмом, марафонским бегом и виндсерфингом. Избегал близости, толкал и толкал себя к совершенствованию. Бросался от одного к другому. Совершал «поступки», вызывал одобрение, искал поощрения и признания, чтобы избежать чувства страха и внутренней пустоты.

Естественно, я не знал, что бегу от страха, словно белка в колесе. Я думал, такой образ жизни – и есть жизнь. Так и было. Я не признавал другого способа жить, и все изменилось лишь много позже. Оставаясь в ловушке компенсаций своего страха, я не мог видеть, что такой образ жизни глубоко внедрен в западную культуру – и вживлен так тонко, что вырваться из него почти немыслимо. Лишь спустя много лет и после долгих душевных исканий я смог увидеть, как глубоко был пойман в эту ловушку. Лишь много позже я понял, что находился под властью бессознательного транса «Нужно-Справиться!» – транса непрерывного бегства от страха, попыток скрыть маленького мальчика внутри, которого приводят в ужас боязнь потерпеть поражение или страх быть отвергнутым. Даже мои уходы в себя были прикрытиями для страха – страха ребенка, большую часть времени остающегося в состоянии шока.

В высшей школе и колледже я никогда не подвергал сомнению направления, заданного мне моей обусловленностью; я просто катился по рельсам, стараясь добиться как можно лучших результатов. Но затем случилась резкая остановка. Я поступил в медучилище, окончив Гарвард и готовясь к карьере врача. И вдруг внутри себя я понял, что просто не могу продолжать. Я бросил училище, сел в машину и уехал в Калифорнию. Я сошел с поезда, который вез меня по заранее спланированному другими маршруту. В последующие годы я жил в коммунах, принимал психоделические наркотики, изучал йогу и медитацию. Я довольно резко отбросил образ жизни, который вел до тех пор. Я начал осознавать, что мое прежнее мировоззрение было невероятно ограниченным. Постепенно мои жизненные акценты переместились с достижения успеха к нахождению истины, от бегства от страха к его исследованию. В конце концов я вернулся в медучилище и после всех перипетий получил место штатного психиатра, но моей мотивацией и работой с тех пор всегда оставались внутренние поиски и стремление поделиться тем, что я нашел.

Меня очень впечатляла западная психология, но решение стать психиатром было лишь частично продиктовано этим. Во время штатной медицинской работы у меня появился наставник – психиатр, прикованный множественным склерозом к инвалидной коляске. Он много лет изучал гештальт-психологию под началом Фритца Перлза, и именно с ним я начал собственную терапию, которая продолжалась около года, по четыре раза в неделю. Оглядываясь назад, я думаю, что найти его мне помог мой внутренний проводник. Работая со мной, он признавал мои поиски истины действительными и ценными, вместо того чтобы ограничивать меня каким-то стандартным диагностическим «портфелем», основываясь на формальном психиатрическом образовании. Он дал мне первое глубокое понимание себя и боли, которую я держал внутри, и, опираясь на случаи из моего детства, помог увидеть, почему я был так эмоционально заморожен. Даже когда наши отношения терапевта и пациента прекратились, он остался моим учителем. Он вдохновил меня на то, чтобы исследовать и изучать новые терапевтические техники, как, например, биоэнергетику, гештальт-терапию, праймал-терапию и ребефинг. Он поддержал меня, даже когда однажды я объявил, что уезжаю в Индию, чтобы лично встретиться с гуру, учения которого меня заинтриговали.

В течение многих лет я погружался во множество различных терапевтических подходов. Может быть, из всех западных терапевтических работ, которые я исследовал, самое большое влияние на меня оказало описание процессов «Внутреннего Ребенка» и Созависимости[1]. Мое первое знакомство с этой работой произошло во время семинара для мужчин, который проводил Роберт Блай, Он говорил о чем-то под названием «стыд» и предлагал нам прочитать книгу Кершана Кауфмана на эту тему. «Стыд»? Слушая Блая и читая рекомендованную им книгу, я осознал, что тот термин открывает двери к пониманию корней чувства собственной недостойности, которое сопровождало меня всю мою жизнь. Там описывалось, откуда взялось это чувство недостойности. Я довольно хорошо компенсировал и скрывал свой стыд снаружи, но внутри всегда чувствовал себя неудачником. Я чувствовал, что со мной что-то не в порядке по самой моей природе. Это и был стыд.

Знакомство с концепцией стыда привело меня ко второму большому открытию, которое я сделал в работе с Внутренним Ребенком, – концепции «шока». Как и в первом случае, там описывалось нечто, что я чувствовал всю жизнь. Я всегда думал, что со мной что-то не так, потому что, подвергаясь давлению, я всегда переживал своего рода паралич, смятение и неспособность действовать. Теперь я начинаю понимать, что испытывал тогда именно шок. Так стало понятным, почему в детстве большую часть времени я был так робок и стеснителен и пугался по малейшему поводу. Это объясняло, почему позже, в старших классах школы, я постоянно «заваливал» матчи против других школ, хотя и был неплохим спортсменом. Играя в теннис, на тренировках я славился своими подачами, но во время соревнований мяч улетал за поле, и я проигрывал сеты противникам, которых легко обыграл бы в ситуации, не требующей борьбы. Шок влиял и на то, как я справлялся с тестами, в которых нужно было выбрать один из предлагаемых ответов в ограниченное время, и которые стали для меня одним из самых травмирующих опытов. Давление любого рода совершенно лишало меня всякой дееспособности. Шок также объяснял, почему я терпел сексуальные неудачи в состоянии испуга, и почему боялся столкновений с людьми, которые вызывали во мне робость.