Вельвицкий уходит.

Каурова. Да бог с ним! Ты-то когда нас, батюшка, делить будешь?

Пехтерьев. Я? покорный слуга; что это вы? меня за другого, должно быть, принимаете.

Беспандин. Вот мы и у праздника! Эх ты!.. Проклятие всем бабам отныне и вовеки! (Уходит.)

Каурова. Я по крайней мере тут ничем не виновата.

Вельвицкий (входит). Николай Иваныч приказали сказать, что никого принимать не могут; они в постель ложатся.

Нагланович. Ну, значит, гости-то угостили его. Нечего делать, оставлю записку... Мое почтение всей компании. (Уходит.)

Алупкин. Мы с вами еще увидимся, милостивый государь! - слышите вы? Господа, честь имею вам кланяться. (Уходит.)

Пехтерьев. Да постойте... куда вы?.. и мы все с вами. Признаюсь, я еще ничего подобного не видал. (Уходит.)

Каурова. Петр Петрович, батюшка!.. рассудите... (Уходит за Пехтерьевым.)

Мирволин. Евгений Тихоныч, что же вы? не оставаться же нам одним! поедемте.

Суслов. Постой, вот погоди, он оправится, мы засядем в преферанс.

Мирволин. И то дело; да в таких случаях не худо выпить...

Суслов. Что ж, выпьем, Мирволин, выпьем. А какова баба? эта и мою Глафиру Андреевну за пояс заткнет... Вот тебе и полюбовный дележ!..

1849