– Отведите меня комиссия! – умоляюще попросил его маленький космонавт и, наверное, для пущей убедительности, постучал рукой по коробке-переводчику. Так обычно стучат по приемнику, когда вдруг пропадает звук.

Сторож, казалось, только этого и ждал, потому что его злорадный ответ получился похожим на стихи:

– Эк, хватился ты, милок!.. Подождешь теперь годок!

Но тук за маленького пришельца вступились дети.

– Дядь, не прогоняй его! С ним так весело…

– Это вам здесь не цирк и не балаган! Это вам национальная выставка, – неумолимо-сурово отрезал сторож и распорядился: – А ну, брысь отсюдова! И как только ухитрился дотащить эту бандуру, оболтус!

– Брысь!.. Брысь!.. Оболтус… Оболтус? – в полном замешательстве залопотал космонавт и это окончательно взбесило старика-сторожа, решившего, что его разыгрывают.

Своей огромной ручищей он схватил маленького космонавта за шиворот, с легкостью поднял его, и, встряхнув, как нашкодившего котенка, отшвырнул в сторону тыквы-груши. А у той изменилась не только форма, но и цвет: она вдруг стала гневно-оранжевой, ее оболочка натянулась и «тыква» словно бы запульсировала изнутри, потом стала вытягиваться вверх.

Маленький космонавт не смог удержаться на ногах и упал на одно колено, затем резко вскочил и исчез. Да, он действительно исчез с лица Земли, потому что никто его больше на ней не видел. В «тыкве» по-прежнему не было ничего похожего на дверь или какой-нибудь люк, какие обычно бывают в космолетах. Не напоминая уже ни тыкву, ни грушу, она, быстро вытягиваясь вверх, как какой-нибудь скороспелый огурец, просто-напросто поглотила маленького пришельца, а в следующий миг оторвалась от асфальта и исчезла в блеклом осеннем небе.

– Вот это да-а-а! – Дети от изумления разинули рты.

А сторож только охнул и схватил себя за шею той самой рукой, которой только что отшвырнул маленького космонавта. Он долго сжимал себя за шею, словно боялся, что может свернуть ее, пока все выше задирал голову, глядя вслед космическому кораблю. А в небе и след растаял от таинственной тыквы-груши-огурца. Только там, где она еще недавно лежала, чернела огромная яма. Не то от обиды, не то из желания набраться сил для полета к далеким мирам, «тыква» унесла с собой не только кусок асфальта, но и лежавшие под ним песок и камни.

Позднее ученые со всего мира будут толпиться возле этой дыры. Будут осматривать ее со всех сторон, измерять, брать пробы грунта для анализов. Да только с какой стороны на нее ни смотри, дыра и остается дырой, и ничего другого, кроме того, что она – дыра, про нее не скажешь.

Впрочем, в космосе, говорят, полно всяких других дыр. Ученые называют их «черными», и каких только ужасов про них не рассказывают. Однако никому еще не удавалось заглянуть в такую дыру и узнать, что там есть, зато небылицы рассказывать все горазды. Так почему бы и нам не присочинить немного!

Ясно, что причиной случившегося недоразумения снова оказался язык. Если бы сторож не говорил на своем диалекте и если бы переводческий аппарат маленького космонавта был совершеннее, заявили под конец ученые, встреча двух цивилизаций непременно бы состоялась. А так обе стороны попрекать было не за что.

А сам космонавт, которого приняли за переодетого в скафандр клоуна, пребывал в великой ярости. И, надо сказать, он имел на это полное право. Тот из вас, дорогие читатели, кто пытался убедить людей, что он – представитель инопланетной цивилизации, и ему не верили, знает, как это обидно. Вот почему, снова очутившись в своем летучем овоще, крошка-космонавт первым делом в ярости отшвырнул свой переводческий аппарат.

Металлическая коробка канула в непроглядную тьму. И тут вдруг раздался чей-то сдавленный писк: «Ой-ой!» Испугавшись, маленький космонавт тоже что-то произнес, только на этот раз на каком-то совсем непонятном языке.

– Ой, мамочка! – снова пропищал невидимка.

Космонавт сунул руку в один из карманов своего скафандра, и темноты как не бывало – яркий, будто в летний полдень, свет залил небольшое помещение. Там, в центре, висел вниз головой и судорожно сучил ногами и руками земной на вид и уж совсем по-земному до смерти перепуганный мальчишка. Рядом с ним в воздухе парила блестящая коробочка переводческого аппарата. Оказалось, что она угодила точно в него и, как это ни странно, перевернула мальчишку вверх ногами – поза насколько смешная, настолько и страшная. Дело в том, что всего лишь за миг до этого в удивительном космическом аппарате наступила невесомость. А даже мы с вами, которые видели космические корабли только на экране телевизора, знаем, каким беспомощным чувствует себя человек в состоянии невесомости. Если, конечно, он не прошел специальную подготовку.

Но, похоже, маленький космонавт был хорошо натренирован. Он уверенно подплыл к мальчишке, трепыхавшемуся в воздухе, как марионетка, обхватил его руками за пояс и легонько перевернул. Потом потянул его вниз, и мальчишке кое-как удалось встать на ноги. Теперь его лицо напоминало цветом спелую тыкву.

Все так же уверенно космонавт снял с головы шлем и выпустил его из рук, но тот остался висеть в воздухе, будто на невидимом крючке. Однако не это удивило земного мальчишку. Из-под шлема показалась взлохмаченная головка на тонкой шее. Причем волосы на ней были намного длиннее, чем позволяли школьные правила.

– Ага, – воскликнул Ники Буян, потому что это был именно он, знакомый автору восьмиклассник. – Так ты к тому же еще и девчонка?

То ли от удивления, то ли из-за переходного возраста, голос у него сорвался и перешел в писк.

Девочку, видимо, это задело и она сердито спросила, причем без единой грамматической ошибки – ошибки, вероятно, делал ее переводческий аппарат:

– А ты что здесь делаешь?

– Ну… ты ж сказала, кто хочет… – теперь смешался мальчишка.

Одежда на нем была мокрая и мятая, словно его прокрутили в какой-то стиральной машине. Девочка весело засмеялась.

– Что же ты не сказал мне? Ты прошел через зуту.

– Пока ты там со сторожем болтала…

– Сними одежду. У меня есть запасной скафандр.

– Нет уж. Я лучше пойду, – отказался Ники и шагнул вперед, хотя никакого намека на дверь не было.

Шагнул он осторожно, но и этого движения было достаточно, чтобы его тело откинулось назад и он снова повис в воздухе, как скособоченный восклицательный знак. Хорошо еще, что он просто оцепенел от вновь охватившего его ужаса, а то еще и не так пришлось бы изогнуться. Ники висел и тихонько постанывал.

Но девочка не поспешила ему на помощь, а довольно бессердечно захохотала.

– Ты что ж, никогда не был в невесомости?

– Так… это… невесомость? – Это известие явно успокоило Ники. Видимо, он не раз видел по телевизору, что это такое.

– Ты разве не чувствуешь?

– Чего… что?

– Мы удаляемся от планеты.

– Какой планеты?

– Как какой! Вашей! Это ведь ты все подшучивал надо мной? Надо мной и Мало? Получил теперь?

– Ладно, кончай уже! – заканючил Ники, доведенный почти до слез своей унизительной позой в воздухе.

И вправду сказать, нет ничего унизительнее, чем висеть в воздухе, как скособоченный восклицательный знак, да еще перед какой-то девчонкой.

– Что кончать? – Девочка не поняла его.

– Эту, невесомость.

– Сейчас все пройдет. Вот только выйдем из гравитационного поля Земли.

Но она еще не знала Ники Буяна, если рассчитывала провести его на мякине.

– Тут-то вы и просчитались, – по-мужски грубо и несколько хрипловато произнес он. – Невесомость существует только за пределами гравитационного поля Земли. И пока его преодолеваешь, все происходит как раз наоборот. Предметы становятся втрое, а то и впятеро тяжелее. Из-за ускорения.

– Ну, у вас может быть и так, а Малогалоталотим при посадке и взлете уничтожает гравитацию вокруг себя.

– Какой еще Малогало… Как ты сказала?