Все эти разговоры, одинаково неприятные и Норману, и Мари, оставались где-то далеко, когда они попадали в ванную. Они жили своей любовью, своими встречами, пролетавшими как мгновение, и любовь - по крайней мере им так казалось - возвышала их страстное влечение друг к другу. Любовь служила им оправданием в их довольно нелепой ситуации, ведь только настоящее чувство могло заставить их пойти на обман, прятаться в отеле, и вера в это придавала им силы.

Но порою, когда Норман продавал билеты или провожал вечером Мари на поезд, его захлестывало отчаяние. Со временем оно становилось все глубже, все сильнее. "У меня без тебя такая тоска, - прошептал он однажды в ванной. - Мне кажется, я не вынесу этого". Мари вытиралась полотенцем, привезенным из Рединга в большой красной сумке. "Ты наконец должен ей все рассказать, ответила она неожиданно жестко. - Мне бы не хотелось особенно затягивать с ребенком. - Ей было уже не двадцать восемь, а тридцать один. - По-моему, это непорядочно по отношению ко мне", - сказала Мари.

Норман прекрасно понимал ее, это действительно было непорядочно, но в который раз обдумав все на работе, он снова пришел к убеждению, что бедность погубит их. Он никогда не сможет много зарабатывать. Дети, которых им с Мари так хочется, высосут из них все без остатка; быть может, даже придется обращаться за муниципальной помощью. Норман совсем падал духом, просто голова от таких мыслей разламывалась. Но он понимал, что Мари права: это не может продолжаться до бесконечности, нельзя жить призрачными иллюзиями в ванной комнате отеля. Какое-то время он даже всерьез подумывал, не убить ли ему Хилду.

Он не стал ее убивать, а рассказал ей правду. Как-то вечером в четверг после очередной серии "Мстителей" Норман признался, что встретил другую женщину, ее зовут Мари, он любит ее и хочет на ней жениться. "Я думаю, мы сможем развестись", - закончил Норман.

Хилда приглушила звук, но не выключила телевизор и продолжала сидеть, не отрывая глаз от экрана. Ее лицо не исказилось от ненависти, как он ожидал, и глаза не стали злыми. Она только покачала головой, налила себе еще портвейна и сказала:

- Ты спятил, Норман.

- Можешь подумать, потом поговорим.

- Господи, где же ты с ней познакомился?

- На работе. Она тоже работает на Винсент-стрит. В магазине.

- И как же она относится к тебе, позволь тебя спросить?

- Она любит меня.

Хилда рассмеялась. Пусть он морочит голову кому-нибудь другому, сказала она, потом добавила, что это уже ни в какие ворота не лезет.

- Хилда, я ничего не выдумываю. Все это правда. Она ухмыльнулась, глядя в стакан с портвейном. Потом, уставясь на экран, спросила:

- И давно у вас началось, могу я узнать?

Норману не хотелось признаваться, что их роман продолжается уже несколько лет, и ответил что-то неопределенное.

- Ты же не дитя, Норман. Мало ли что тебе померещилось в магазине, и ты уж сразу распалился. В конце концов, ты не мартовский кот.

- Ничего такого я и не говорил.

- И вообще слабак по этой части.

- Хилда...

- Всем вам мерещится невесть что в магазинах: разве тебе мамочка об этом не рассказывала? Ты что ж, думаешь, я себе не придумывала всякого с тем парнем, который приходил вешать шторы, или с тем нахальным коротышкой почтальоном, распевающим дурацкие песенки?

- Мне нужен развод, Хилда. Она рассмеялась. Отпила вина.

- Ты влип, - сказала она и снова рассмеялась.

- Хилда...

- О, ради бога. - Она вдруг рассердилась, но он чувствовал, что ее раздражает его настойчивость, а вовсе не то, о чем он ее просит. Она сказала, что он валяет дурака, и повторила все, что он и сам думал: в их незавидном положении развод был бы роскошью, и если у его девушки не водятся деньги, то из этой дурацкой затеи ничего не выйдет, одни окаянные адвокаты наживутся. - Они оберут тебя до нитки, эти пройдохи, - заявила она, ее голос еще дрожал от возмущения. - Тебе до конца жизни с ними не расплатиться.

- Ну и пусть, мне все равно, - сказал он, хотя это было не так. - Мне нужен только развод.

- Не может тебе быть все равно, если ты не круглый идиот.

- Хилда...

- Послушай, переспи с ней. Заведи ее в парк, когда стемнеет, или куда-нибудь еще. А у нас с тобой все останется по-прежнему.

Она усилила звук в телевизоре и довольно быстро допила портвейн. Потом, в постели, она прижалась к нему, возбужденная больше обычного. "Господи, меня это жутко завело, - шептала она в темноте, обвив его ногами. - То, что ты рассказал мне". Потом, получив свое, она призналась:

- Знаешь, а ведь у меня все-таки было с тем почтальоном. Честное слово. На кухне. И раз уж все начистоту, сознаюсь, что и Фаулер заглядывает сюда время от времени.

Норман лежал молча, не зная, верить ли ее словам. Сначала ему подумалось, что она расхорохорилась, узнав о Мари, но потом он уже не был в этом уверен. "Мы как-то попробовали вчетвером, - продолжала она. - Фаулеры, я и еще один тип из клуба".

Она принялась поглаживать его по лицу. Норман терпеть этого не мог, но Хилда считала, что его это возбуждает. Она попросила: "Расскажи-ка мне еще".

Норман сказал, чтобы она оставила его в покое и перестала гладить по лицу. После того как она проболталась про Фаулера и почтальона, ему уже все равно, пусть узнает, что он встречается с Мари несколько лет. Он даже с каким-то удовольствием рассказал ей, как в первый день Нового года, покупая пилочки и зубную пасту, познакомился с Мари, которой нужно было заказать билеты на Коста-Брава, куда она собиралась поехать вместе со своей подругой.

- Но ведь у вас ничего не было?

- Было.

- Господи, где же? В подъезде? В парке?

- Мы ходим в отель.

- Ну ты даешь, старый черт!

- Послушай, Хилда...

- Пожалуйста, продолжай, милый. Расскажи мне все. - И он рассказал ей о ванной комнате в отеле, а она все задавала вопросы, вытягивая из него подробности, выспрашивала о Мари. Уже забрезжил рассвет, когда она угомонилась.

- Забудь об этой чепухе с разводом, - как бы между прочим сказала Хилда за завтраком. - Не желаю ничего об этом слышать. Я не могу допустить, дорогой, чтобы из-за меня ты разорился.

В тот день ему не захотелось видеть Мари, но они заранее условились о встрече. Она знала, что накануне вечером он собирался разговаривать с женой. Теперь Мари ждала решения своей судьбы.