– И после того, как Благословенный Дорн спас искалеченное и обугленное, но живое тело Императора после одержанной им славной победы над предателем Гором, – с пафосом говорил в часовне луноликий капеллан Ло Чанг, – и после того, как наблюдал, направляемый всемогущим духом Императора, лежавшего в реанимационной камере, за восстановлением Золотого Трона; и после того, как Рогал Дорн стал свидетелем преобразования неистребимого божественного кожуха в Великий Психопротезный Трон, наш Примарх прожил ещё четыреста тринадцать лет…

На лбу капеллана выступали капли пота, свидетельствуя о религиозном экстазе. Влага, отражая свет множества электросвеч, мерцала, ещё больше придавая лицу капеллана сходство с луной. Во всяком случае, так казалось его пастве. Сходство это ещё более усиливалось тем, что щеки его имели глубокие следы, подобные лунным кратерам, оставшиеся после одного тяжёлого боя, во время которого был расколот его шлем. Более того, эти рытвины были к тому же изборождены отметинами многочисленных дуэлей.

– С того момента включительно деяния Рогала Дорна составляют агиографию, которую мы и собираемся изучать весьма подробно. А начнём мы с роли нашего Примарха в изгнании за пределы Человеческой Империи в запретную зону предателей, Железных Воинов. Зона эта известна под называнием Глаз Ужаса и является территорией, о которой мы предпочитаем говорить шёпотом или вообще ничего не говорить…

Вот такая история…

Одна история накладывалась на другую почти так же, как один геологический пласт накладывается на другой, сохраняя включения множества тел. Так что вздымающийся окаменелый лик истории представляется в виде настоящего конгломерата из спрессованных трупов, людей, паралюдей, инопланетян, конгломерата, похожего на корраловый риф, простирающийся в космосе и состоящий из бесчисленного крошева скелетов…

Вскоре пришёл черёд имплантации мукраноида, назначение которого при надлежащей лекарственной стимуляции состояло в том, чтобы выделять защитный маслянистый пот, способный предохранить кожу воина от испепеляющего жара и леденящего холода.

Затем настал торжественный час священной церемонии в Апотекарии, когда кадетам вшили прогеноидные железы в область шеи и в грудную клетку. С этого момента они стали настоящими хранителями главного сокровища Имперских Кулаков. Их тела наконец приобрели статус священных храмов.

Прошло почти пять лет с тех пор, как они прибыли на базу. Некромонд казался таким же далёким, как и детство. Как много времени минуло с тех пор, как сержант Хаззи Рорк сказал Лександро, что он возможно вернётся домой лет через двадцать, тридцать, если Кулаки того пожелают. Домой? Дом? Что это значит? До тех пор, пока Некромонд не изменится основательно, он будет казаться таким же чужим и странным, как и любой другой незнакомый мир из тех, что им придётся посетить.

Крестовый поход не начинали в ожидании волеизъявления Императора. Империя мыслила категориями десятилетий, даже столетий. К этому времени боевые братья чувствовали себя псами, которых удерживают на привязи; для кадетов уже забрезжила надежда, что к нужному моменту они успеют стать скаутами и, если повезёт, смогут принять участие в великом походе.

Впереди курсантам предстояла завершающая имплантация. Наконец настал день, когда Лександро снова лёг на операционный стол, и тело его было разрезано в самый последний раз. Хирурги Апотекария произвели отслаивание кожи, под которую вставили листы чёрной ткани.

В течение нескольких часов, пока Лександро чесался и не находил себе места, ткань начала разрастаться в нём. Отвердевая снаружи, ткань изнутри выпускала отростки, пронизывая ими нервную систему.

Ещё много месяцев требовалось для того, чтобы подкожный панцирь полностью созрел и вступил в гармонический симбиоз с телом владельца. И, конечно же, ему ещё предстояло проверить и закалить в сражении свой дух, только после этого в его панцире будут проделаны отверстия для подключения силовой брони, только после этого возникнет единый сплав человека с вооружением. Срок его пребывания в кадетах приближался к завершению, теперь оставалась последняя стадия инициации, после прохождения которой он поднимется ещё на одну ступеньку в исповедывании культа Дорна.

Спустя несколько дней – сразу после пира, на котором подавалось парное, дымящееся ещё от свежей крови мясо, – брат Реклюзиарх, хранитель культа, торжественным строем провёл бывших кадетов в сумрачный сводчатый зал Ассимулярия, увешанный трофеями. Обтянутые полотнищами знамён и шпалерами стены украшали черепа инопланетян. Их пустым глазницам больше не суждено было увидеть загадочных, таинственных существ, покоривших их. В пустых черепах больше не билась и тень мысли, чуждой человеческому разуму.

Огромный древний экран, покрытый эмалью с иаображением сцен защиты Имперского Дворца от нападения вооружённых Восставших Титанов, был отодвинут в сторону, открыв всеобщему взгляду сам Реклюзий. В зале, где на протяжении вот уже тысячелетия хранились подлинные обломки славного вооружения Примарха, погрузившись в состояние медитации, стояли многие из братьев.

Впервые взору вновь посвящённых предстала внутренняя часовня. Облицованная мрамором с тёмными прожилками, она была посвящена Обожествлённому Императору. Извивающиеся нити прожилок в молочной белизне искрящегося известняка походили на исполненные страданий сигналы, посылаемые его душой, которые пронзают мутную завесу светящихся туманностей.

Прямо напротив располагалась внутренняя часовня, посвящённая Рогалу Дорну, сложенная из блоков спрессованного зеленовато-жёлтого янтаря, разделённых полосами лазурита. В ней хранилась самая святая реликвия Кулаков: могучий скелет самого Примарха, оправленный прозрачным янтарём по контуру человеческого тела.

Все вновь посвящённые преклонили колени и, не отрывая глаз, смотрели на огромные кости, заключённые в плоть из жёлтой искусственной окаменелой смолы. По сигналу Рек-люзиарха все источники света начали тускнеть и вскоре погасли. Только из центрального отверстия в звездообразном своде потолка бил яркий узкий сноп света. Луч освещал алтарь, вырезанный из монолитного блока жадеита. Там, на золотой парче, лежали нож, метёлка и священный сосуд. Стоявший за алтарём Реклюзиарх поднял овальное выпуклое зеркало, оправленное в согнутый дугой позвоночник какого-то инопланетянина. На каждом из позвонков были выгравированы слова священных рун. Произнося нараспев литургию, он направил покрытое серебряной амальгамой стекло так, чтобы отражённый от его поверхности луч падал на скелет, омывая его. Янтарь, окрасившись в мягкие коричневатые тона, заиграл золотистым огнём так, что казалось, искусственная плоть снова вернулась к жизни. Мёртвые кости Примарха словно снова оделись в подобие полупрозрачной гниющей плоти. Полностью, за исключением одного момента…