На участке, намеченном для прорыва, у нас действовали 285, 281, 11-я стрелковые и 3-я гвардейская дивизии, которые понесли за последние дни значительные потери. 177-я стрелковая дивизия, направленная к нам из Ленинграда по льду Ладожского озера, находилась еще на марше.

Времени на подготовку к наступлению было буквально в обрез. Боевой приказ я подписал в 20.45 15 января. В частях его получили ночью, так что в распоряжении командиров полков совершенно не осталось светлого времени. Организовывать взаимодействие с соседями и с танками им пришлось наспех, а провести рекогносцировку они вообще не имели возможности.

Новое наступление опять окончилось неудачей. Атакующие части были остановлены огнем противника и продвижения не имели.

Не лучше обстояло дело и у соседей. Наступление 4-й армии существенных результатов не принесло. Противник отразил все ее попытки прорвать оборону на 25-километровом фронте. Войска 52-й армии, наступавшие в направлении Новгород, Сольцы, также не выполнили задачи. Не имела пока продвижения и 2-я ударная армия, части которой вели особо упорные бои на 12-километровом фронте южнее населенного пункта Спасская Полнеть.

С 17 января в полосе 54-й армии установилось относительное затишье. Борьба в районе Погостье велась теперь практически за улучшение позиций южнее железной дороги.

311-я стрелковая дивизия по-прежнему действовала в тылу врага, контролируя дороги в районе Березовик, Мягры, Драчево. Полковник Бияков проявил большую энергию и организаторские способности, руководя действиями в своеобразных и сложных условиях.

Через несколько дней после выхода во вражеский тыл в дивизии иссякли запасы продовольствия и боеприпасов. Нам пришлось доставлять их отрядами лыжников и сбрасывать с самолетов. Связь с дивизией поддерживалась по радио.

Действия 311-й дивизии вызывали у противника тревогу. Гитлеровцы теперь посылали обозы под прикрытием танков и усиленных патрулей.

Чтобы повысить напряжение во вражеском тылу, мы направили туда еще и лыжный полк под командованием майора А. Ф. Щеглова. Он был подчинен полковнику Биякову и начал действовать правее 311-й дивизии.

Немцы вынуждены были выделить значительные силы для борьбы против 311-й дивизии. Порой во вражеском тылу завязывались ожесточенные бои. В одном из них погиб смертью храбрых командир 1029-го полка подполковник Веретенников. В день его похорон артиллерия дивизии произвела по гитлеровцам неожиданный артналет-салют. При этом, как мне сообщили, было убито более пятидесяти фашистов.

Гитлеровцы не раз пытались провоцировать Биякова. Был, например, случай, когда они вызвали командира дивизии на радиостанцию и от имени начальника штаба армии потребовали доложить об обстановке. Однако Бияков не дал себя обмануть.

Хорошо действовал и командир 2-го лыжного полка Щеглов. Он умел сплотить и воодушевить людей, показать им пример незаурядной храбрости. Правда, иной раз, по молодости лет, майор даже бравировал опасностью. Приходилось отчитывать его, и это, видимо, пошло ему на пользу. В тылу врага Щеглов получил крепкую закалку.

К концу января, когда первоначальный план наступления был пересмотрен, я приказал Биякову выходить на соединение с войсками армии. Утром 28 числа части 311-й дивизии и 2-й лыжный полк перешли железную дорогу и сосредоточились в лесу южнее Бабино.

В тот же день по указанию штаба фронта из состава армии вышла Синявинская оперативная группа. Она влилась в развертываемую 8-ю армию Ленинградского фронта, командующим которой был назначен генерал-майор Сухомлин.

Вместо Сухомлина на должность начальника штаба 54-й армии прибыл генерал-майор Л. С. Березинский, хорошо знакомый мне по 42-й армии. Я был рад его приезду. Живой, общительный, с неизменной трубкой во рту, он энергично взялся за работу.

Соединения и части армии в этот период вели бои местного значения. Наиболее активные действия проходили в районе Погостья, но удачными их признать было нельзя.

На фоне наших неудач меня опять порадовал полковник Бияков. 12 февраля я был на его НП и наблюдал, как смело действуют стрелки при поддержке танков. Частям дивизии удалось вклиниться в оборону противника, но потом стрелковые подразделения залегли, встреченные сильным огнем из блиндажей и дзотов.

Тогда командир дивизии приказал прицепить к танкам часть орудий батальонной и полковой артиллерии. Танки устремились вперед, таща за собой пушки, расчеты которых сидели на броне. Стрелковые взводы следовали непосредственно за танками.

Орудия подтаскивались на 200-300 метров к дзотам. Расчет быстро спрыгивал с брони и открывал огонь, а танки двигались дальше, в упор расстреливали дзоты или просто загораживали броней амбразуры. Под их прикрытием стрелки подбирались к огневым точкам врага и забрасывали их ручными гранатами.

Действия таких импровизированных штурмовых групп оказались довольно эффективными. В результате боя дивизии удалось улучшить свои позиции, но значительный некомплект личного состава не позволил развить достигнутый успех.

Опыт 311-й дивизии мы постарались распространить. Во всех соединениях стали создаваться штурмовые группы, которые целиком оправдали себя. Успешно действовали, например, штурмовые группы 281-й стрелковой дивизии. Одна из них, руководимая младшим лейтенантом Куратовым, уничтожила несколько вражеских дзотов, другая - взорвала полотно железной дороги у переезда в четырех километрах северо-западнее Погостья.

Оправдали себя в условиях лесных боев и создаваемые в частях мелкие группы автоматчиков. Дерзко проникая в глубь обороны противника, автоматчики нападали на штабы, уничтожали связь, захватывали пленных.

В нашей армии был хорошо известен командир одной из таких групп коммунист лейтенант Трифонов. Его бойцы за сравнительно короткое время уничтожили 85 фашистов, 10 автомашин, захватили 6 пленных. У Трифонова быстро нашлись последователи и ученики. Его помощник старший сержант Говорун вскоре стал действовать самостоятельно. На счету его группы уже через неделю было до 60 уничтоженных захватчиков.

Смелыми действиями на коммуникациях врага прославились и другие ученики Трифонова: воентехники 2 ранга Аниськов и Альтерман, сержант Ильин.

Это были молодые, решительные, безгранично преданные Родине люди. Вообще молодежь, комсомольцы отлично показали себя в тяжелых зимних боях под Погостьем. На самые трудные дела, на самые опасные участки вместе с коммунистами шли комсомольцы. Они были лыжниками, автоматчиками, разведчиками.

С одним из таких отважных комсомольцев-разведчиков я познакомился в середине февраля в 80-й стрелковой дивизии. Она в это время вышла из боя и приводила себя в порядок. Полки размешались в лесу, в наскоро построенных шалашах из еловых веток (землянки копать в промерзлой болотистой земле было трудно). В лагере уютно пахло дымом, который тянулся из железных печек, стлался между деревьями.

Навстречу мне, когда я шел по узкой тропинке в один из полков дивизии, попался совсем еще молодой парнишка в ватной куртке и таких же ватных стеганых брюках. Паренек тащил штук десять топоров. Пропуская меня, он сошел с тропинки и сразу же провалился по пояс в глубокий снег.

- Ты что тут делаешь? - спросил я.

- Да вот, товарищ генерал, старикам моим надо топоры раздать. В разведку собираемся, а по такому лесу без топоров не пройти, - ответил парень, смело глядя на меня ясными, задорными глазами.

- Каким старикам? А ты кто такой?

- Командир взвода разведки, сержант. Он назвал свою фамилию, кажется Спиридонов, не помню точно.

Подошел начальник разведки полка и рассказал о Спиридонове. Раньше он был пулеметчиком. Потом его ранило. Выписавшись из госпиталя, попросился в разведку. Вначале командовал отделением, а затем заменил в бою убитого командира взвода. С тех пор и командует взводом вот уже несколько месяцев.

- А сколько же ему лет? - поинтересовался я.

- Девятнадцать. Это он только ростом не вышел. Но, говорят, мал золотник, да дорог.