В воскресенье приехали Таня и жена Богаченко - та самая девушка, которая его когда-то посещала. Вместе походили по окрестностям. Потом наши молодые жены побывали в гостях в дивизионе. Таня познакомилась с моими разведчиками, с Комаровым и Васильевым.
Неожиданно командир полка запретил увольнения. А спустя три дня поступил приказ: на фронт. Поздно ночью отходил от Белорусской-товарной эшелон нашего гвардейского минометного полка. Равномерно постукивали по стыкам рельсов колеса вагонов. Куда на этот раз забросит судьба?
На другой день поезд прибыл на Московский вокзал Ленинграда. Оттуда своим ходом дивизионы двинулись к северной окраине города и дальше - на Карельский перешеек штурмовать линию Маннергейма.
В войсках ходила шутливая поговорка, которую пустили сами бойцы: "Остались три невоюющих армии - шведская, турецкая, да двадцать третья советская!"
И действительно, отразив в самом начале войны все атаки белофиннов, 23-я армия прочно закрепилась на рубежах границы 1939 года. Белофинны засели в мощных оборонительных сооружениях.
С этого и начал свою информацию гвардии капитан Бурундуков.
Всего у противника было три мощных оборонительных полосы и между ними ряд промежуточных позиций. Глубина обороны на Выборгском направлении достигала ста километров. Обороняли Карельский перешеек два армейских корпуса и несколько отдельных частей.
Доложив о состоянии обороны противника, капитан Бурундуков положил на расстеленную на земле плащ-палатку свою карту, испещренную синими знаками, свидетельствовавшими о силе вражеской обороны.
- А это что за неровные круги? - поинтересовался Комаров, перерисовывая их на свою карту.
- УРы - укрепрайоны! - Бурундуков взволнованно задышал. - Так выглядит значительная часть обороны.
- Какие же они, эти УРы? - Глаза Жени Богаченко выражали крайнюю заинтересованность. - Я еще в финскую мечтал здесь сражаться!
- Насражаешься! - Бурундуков с усмешкой взглянул на Женю. - Из стали и железобетона! Вот какие. Даже ходы сообщения бетонированные! И по всей глубине обороны в большом количестве надолбы, проволочные заграждения, минные поля. Лицо Бурундукова выражало крайнюю тревогу. - Под Старой Руссой, где были дерево-земляные укрепления, и то сколько сил положили, а тут...
- Вот это да!.. - лицо Богаченко приняло испуганно-восторженное выражение. - Линия Маннергейма, в общем!
- Первая линия Маннергейма, за ней вторая, самая мощная, потом третья...
- Еще под Старой Руссой, - сказал Комаров, - мы убедились, что стрелять нашими обычными снарядами М-13 по глубоко зарывшемуся в землю противнику малоэффективно, а здесь - железобетон!
- Стрелять по укреплениям будем только тяжелыми снарядами М-20, - сказал Васильев. - Их уже подвозят. Снаряды М-13 будем применять только в случаях открытых контратак противника или по скоплениям живой силы и техники. Есть вопросы?.. Тогда все!..
Офицеры разошлись по своим подразделениям.
При первом же разрыве снаряда, далеко в стороне, я от неожиданности скакнул в сторону, как заяц. Раньше и внимания бы не обратил. Сказывалось длительное пребывание в тылу.
В район наблюдательного пункта вела широкая наезженная дорога, обозначенная на карте. Поэтому даже ночью двигаться было легко. Сама местность, на которой мы сейчас находились, была холмистой, безлесной. Лес был в нескольких километрах кругом, а холмы... являлись громадными узлами обороны, как с нашей стороны, так и с вражеской. Сейчас мы выдвигались на один из укрепленных холмов, занятый нашими подразделениями.
Достигнув его подножия, я остановил своих людей, и на вершину отправился с Федотовым.
Оборону на этом участке занимала часть, с которой мне еще не приходилось иметь дело, - отдельный батальон укрепрайона.
Вскоре я разыскал блиндаж комбата.
Заспанный подполковник недовольно показал мне на табурет.
- "Катюши"? - переспросил он. - Все равно сюда никого. Ни одного лишнего человека. Располагайтесь наблюдать вместе с другими артиллеристами. Пойдемте, покажу.
Это для меня было ново. До сих пор все общевойсковые командиры старались помещать представителей гвардейских минометов поближе к себе: "Неровен час вдруг противник атакует!"
Подполковник вывел меня по стальному гулкому полу капонира наружу и показал небольшое возвышение на вершине холма, метрах в ста от места, где мы находились.
- Там есть специальные ячейки для наблюдателей, и можно установить стереотрубу. Блиндаж же для людей отроете внизу. Лес надо подвезти. Рыть только ночью.
Я спросил его об обстановке.
- Без изменений. Утром можете уточнить в штабе. Больше у вас ко мне ничего нет? - подполковник повернулся и пошел по проходу в свое стальное помещение.
- Так!.. Пошли-ка глянем, где теперь нам обосновываться. - Мы направились к месту, указанному командиром батальона. Хотя рассвет только наступал, все же было ясно, что место для наблюдения хорошее. Отсюда открывался отличный обзор всей местности впереди, а бетонированные ячейки обеспечивали достаточное удобство и безопасность для наблюдателей.
- Нормально! - подтвердил Федотов.
- А если здесь и разыграется серьезный бой, то подполковник живо переведет нас в свою стальную коробку.
Мы отправились обратно, к своим.
Днем основательно осмотрелись. Привыкшие к болотным землянкам под Старой Руссой, ребята не переставали восхищаться условиями, в которых находились подразделения укрепленного района.
- Электричество, вода! Умываются из-под крана! Кухня тоже укрытая, а рядом столики - столовая, значит!
Всех перекрыл своей осведомленностью опять же Федотов.
- Отошел я в уголок по малой нужде, - со смехом рассказывал он, - а меня цоп за плечо ихний лейтенант:
"Вы что безобразничаете?!" - И показывает мне в конец хода сообщения. Пошел я туда, а там уборная по всем правилам и даже бумажки на гвоздике висят!
Наличие такого комфорта всех поразило.
- Так воевать можно!
- Ладно там бумажки, - я слушал их разговор. - Вы обратите внимание, какая у них маскировка и особенно с воздуха. Все прикрыто или же дерном, как следует, или же масксетями. Значит, и нам надо строго выполнять их режим.
В отличие от других операций, где наступательные действия обычно начинались с внезапной артиллерийской подготовки, на Карельском перешейке наступлению предшествовала длительная и мощная обработка укреплений врага огнем тяжелых артиллерийских систем. По железобетонной обороне повели огонь крупнокалиберные осадные орудия, которыми фашисты еще недавно обстреливали героический Ленинград.
Один за другим, тяжело шурша, в небе проплывали огромные снаряды и обрушивались на доты противника.
Разрыв, еще разрыв, наконец всплеск искр и огня от удара металла о металл. По склонам холма поспешно побежали солдаты, покидая уничтожаемый опорный пункт.
Одновременно с начавшимся обстрелом, перед разведкой были поставлены задачи по захвату "языков". Сведения о противнике, о нумерации его частей, об их расположении были многомесячной давности, и командованию фронта "язык" был нужен до зарезу. Каждый день общевойсковые разведчики лазили по переднему краю и, наткнувшись на непреодолимые заграждения и бдительность противника, ни с чем возвращались назад. В один из этих напряженных дней достать "языка" взялась соседняя рота. Низом огибая холм, мимо нашего блиндажа прошло одетое в маскировочные костюмы подразделение.
Замысел их был предельно простым и дерзким. В двенадцать часов дня полковые и батальонные минометы открывали массированный огонь по передней траншее противника с расчетом ослепить все его огневые точки, находящиеся вблизи от переднего края. Одновременно шашками и дымовыми минами ставилась дымовая завеса. Под прикрытием огня и дыма бойцы должны были быстро преодолеть нейтральную полосу, ворваться во вражескую траншею и схватить пленных. Но этот замысел был разгадан, и в тот момент, когда наши роты и батареи открыли огонь, нам тоже ответили сильнейшим заградительным огнем. Когда рассеялся дым от завесы, разведчики увидели по всей нейтральной полосе распластанные тела солдат. Несколько раненых тяжело перевалились через бруствер нашей первой траншеи.