* * *

Естествоиспытатель Коммерсон, до "Баунти" посетивший Таити на двух французских военных судах Бугенвиля [9], был страстным поклонником Руссо и приветствовал его призыв "назад к природе". Возможно, именно поэтому он написал строки, которые позднее прочно осели в умах европейцев и послужили основой их представлений о жизни на островах Южных морей:

"Люди на этих островах не знают иного бога, кроме любви; каждый день посвящен этому богу, каждый остров служит ему храмом, каждая женщина алтарем, а мужчина - жрецом. А какие там женщины! По красоте они не уступят грузинкам, а по сложению их можно принять за сестер самой грации".

Бугенвиль писал: "Мне казалось, что я странствую по саду Эдема".

Признание капитана Кука: "Не думаю, чтобы на земле нашлось другое место, столь же роскошное и притягательное".

Джеймсу Норману Холлу принадлежат слова: "Эти острова полны волшебства, не подвластного времени".

Высказывание Стивенсона: "Полинезийцы если не лучшие, то, во всяком случае, милейшие создания бога".

Руперт Брук заключал: "Здесь вечность, здесь добро, красота и истина".

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Адам В Раю, при рождении нареченный Уолтером Шерри, любезно отвечает на мои вопросы, не переставая ласкать свою вахину.

- До того как я попал на Моореа, я был очень нервным, - рассказывает он. - Курил запоем и все время мял в руках сигарету. Теперь же у меня под рукой есть вахина, которую можно ласкать и похлопывать; это успокаивает гораздо лучше, к тому же нечего опасаться, что получишь рак легких. Тебе, наверное, приходилось видеть жемчужные четки, которые арабы постоянно перебирают пальцами. Так вот, мою вахину можно сравнить с такими четками. Прекрасно успокаивает нервы, должен тебе заметить!

- Как ее зовут?

- По правде говоря, не знаю. Но я называю ее Серебряный Доллар. Она ведь и впрямь серебряный доллар, что переходит из рук в руки. Думаю, это имя ей нравится.

- Значит, тебе неизвестно ее настоящее имя?

- А тебя это шокирует? Послушай, раньше у меня была вахина из Папеэте, она немного говорила по-английски. Но эта вахина сбежала с одним французом, потому что у него был мотороллер. Тогда я нашел себе новую, но та предпочла мне торговца-китайца, приехавшего в Пао-Пао за копрой. Позавчера, когда я вернулся с праздника, устроенного в твою честь, я обнаружил в своей хижине Серебряный Доллар. Но мы оба не знаем французского, а ее обезьяний полинезийский язык я не понимаю, и мы решили не вдаваться в обсуждение мировых проблем.

- Как же вы решаете бытовые вопросы?

- К примеру, я покупаю курицу и говорю по-английски: приготовь ее, Серебряный Доллар. И она это делает. Утром я заправляю постель и говорю: вот так это делается, сокровище мое. И она запоминает. А вообще-то она следует за мной как тень.

Мне хочется узнать о Серебряном Долларе побольше, и мы посылаем за Аадом ван дер Хейде, который сносно говорит по-полинезийски. Аад охотно выполняет роль переводчика, и вот уже я могу рассказать Уолтеру Шерри, что его вахину зовут Эритапета, ей, как она полагает, восемнадцать лет, а на Моореа она приехала четыре дня назад с острова Раиатеа, где живет совсем немного попаа (белых людей). Сойдя на берег в бухте Кука, она спросила знакомую девушку с Раиатеа, как ей познакомиться с кем-нибудь из белых жителей Моореа.

- Если дашь мне 100 франков (8 датских крон), я расскажу тебе, как это сделать, - ответила та.

100 франков - это было все, чем располагала Эритапета, но расход оказался вполне оправданным.

- Ступай к попаа, которого зовут Адам В Раю, и ложись в его постель. У него сейчас нет вахины.

Эритапета в точности последовала совету и на следующее утро узнала, что теперь ее зовут Серебряный Доллар. Проблема была решена.

- А что сказали твои родители, когда узнали, что ты собираешься поехать к попаа на Моореа?

- Мне пришлось пообещать матери, что я вернусь домой с белым ребеночком. Она всегда об этом мечтала, и если получит маленького попаа, то подарит мне новое платье. Теперь она должна мне также сто франков.

Я смотрю на Уолтера Шерри.

- Это, собственно, вполне естественно, - произносит он сдержанно, - но я, разумеется, не решаюсь писать об этом своей матери на Средний Запад. С ней случился бы удар. Время от времени она пишет сюда и спрашивает, чем я занимаюсь, на что я отвечаю, что изучаю природу и себя самого. Ведь это право каждого молодого американца.

- Но тебе уже за сорок и пора учебы миновала?

- Это так, но ты не знаешь моей мамы и считай, что тебе повезло. Я с удовольствием останусь вечным студентом на Моореа, лишь бы не жить с ней в одном городе.

На Моореа все течет и изменяется и всем правит случай. Правда, то же, как утверждают, можно сказать и о других островах Общества. Самая трудная работа здесь состоит в том, чтобы с помощью длинной палки сбивать плоды хлебного дерева или же забрасывать рыбацкую сеть в лагуне. Питер Брук лет десять твердит о статье, которую он намеревается написать, "когда у него будет время", а Джим Смит предполагает заложить кофейную плантацию, "когда в один прекрасный день станет настолько прохладно, что захочется копаться в земле". "Болезнь острова Моореа" у членов клуба "Баунти" в крови. Тут ни для чего не существует твердого и определенного времени. Едят, когда хотят. Пьют, когда испытывают жажду. Спят, когда клонит ко сну, и если до постели далеко, то ложатся под первым же кустом, только не под пальмой: если кокосовый орех упадет на голову, он может убить насмерть.

Аад ван дер Хейде года два поглядывал на красивую вершину поросшей зеленью горы, что высится прямо за его жилищем; он намеревался взобраться на нее и трижды был уже на пути к горе, но всякий раз прибегала его вахина и просила отложить поход: дело "кажется таким утомительным".

Торговец-китаец открывает свою лавку, когда появляются покупатели, пусть даже к нему постучатся среди ночи. Конечно, и на Моореа можно сказать кому-нибудь: "Встретимся в десять часов", но шансов на то, что встреча состоится, не так уж много, потому что твердой договоренности здесь не существует.

В большом домике из пальмовых листьев, который служит на Пао-Пао школой, учитель-полинезиец обучает детей французскому языку, но лишь немногие жители Моореа могут изъясняться не только на местном языке. Да и как может быть иначе, если дети посещают школу, когда им вздумается; славная история Франции их совершенно не интересует - когда ее проходят, школа пустует, а ребятишки тем временем плещутся в лагуне. Кто-то весьма удачно сказал об островах Общества: "Здесь у французов политическая власть, у китайцев деньги, а у полинезийцев развлечения".

Но что это за развлечения? На мой взгляд, на Моореа и Таити, да и на других островах архипелага скучнее, чем у нас в Скандинавских странах. Я осмелюсь даже утверждать, что в конце концов вам приестся жизнь с женщиной, с которой вы не можете поговорить о житейских проблемах; вам до смерти надоест закидывать сеть в лагуне после того, как вы сделаете это первые пятьсот раз, и вы будете воротить нос от самого сочного плода манго. Уолтер Шерри, возможно, прав, утверждая, что любовь местных девушек может в порядке разнообразия успокоить нервную систему, но вряд ли она является той таблеткой, которую можно принимать всю жизнь. Человек живет не только любовью и родниковой водой; красота окружающего ландшафта и безмятежное безделье не в состоянии целиком заполнить его душу - если отнять у него труд и волнение, человек непременно деградирует.

75-летний Вилли Лёвгрен понял это, и он единственный попаа на острове Моореа, который всегда трудился. Остров видел немало адамов-в-раю, которые, прожив в Пао-Пао два-три года или побольше, неожиданно исчезали на шхуне, оставив после себя кучу ребятишек.

- Они всегда говорят, что поедут в Папеэте что-нибудь купить, произносит старая островитянка, - но никогда не возвращаются назад. Ведь для них существует мир по ту сторону океана, мир, о котором мы ничего не знаем и в который никого из нас не пускают.