- Ты не понял. Я связался с Аганиным, и он отдал распоряжение. Вот у меня накладная в руке, "УС - двадцать два, дробь четырнадцать". Инвентарный номер три тысячи пятьсот семь...

Ай да Артамонов! Я, честно говоря, академика Аганина побеспокоить не решился бы. А завхозу не позавидуешь. Установка - не карандаш. Такие вещи терять никак нельзя. Ну да ладно.

- Ладно, - говорю я в трубку. - Иди сюда, что-нибудь придумаем.

Через минуту входит Артамонов. И, конечно, выкатывает глаза. Затем лезет в карман, достает листок бумаги, смотрит в него, потом на установку, потом снова в листок и опускается в кресло.

- Ты представляешь, что за это нас с базы первой же почтовой ракетой? спрашивает он. - Самовольно! Без спросу!..

Он чуть не плачет, но я еще ничего не понимаю. Артамонов тычет пальцем в табличку с инвентарным номером. На ней четыре цифры - три, пять, ноль, семь...

Разыгрался ба-альшой скандал. С базы нас, правда, не выгнали. Даже установку оставили. Сапоги пришлось сдать - они тоже оказались со склада, хотя никак не пойму, зачем в космосе резиновые сапоги. Ну, это ладно, мелочь.

А вот, что важно: из ничего ничего не берется. Закон сохранения никто не отменил. И если на столе появляется блюдечко с ягодами, значит, оно исчезло с другого стола.