- Гриша,-сказал он мне,-а вдруг Льва Исаакович меня обманул, просто пожалел старика?

- Да бог с вами! Что вы такое несете,-искренне возмутился я.-с какой стати ему вас обманывать?

- Ты ученый человек, Гриша,-вздохнул Марк Соломонович,- но ты плохо разбираешься в людях.

Тебе кажется, что все хорошо. Ты забываешь, что и при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль.

Мои попытки успокоить его ни к чему не привели.

Всю ночь он вздыхал и ворочался, а наутро снова стал приставать ко мне со своими сомнениями и требовал, чтобы я что-нибудь придумал для проверки, правду ли ему сказал Лев Исаакович. Он совершенно задурил мне голову, и я в конце концов решительно сказал:

- Попробую что-нибудь придумать, но только не приставайте ко мне, а то ничего не выйдет. И, посмотрев на часы, добавил:-Если в течение часа вы скажете мне хоть одно слово, я вообще не буду ничего придумывать.

Марк Соломонович бросил на меня негодующий взгляд, но, устрашенный, промолчал. В течение этого часа он несколько раз подходил ко мне, патетически воздевал руки, но я никак не реагировал на его пируэты. Ровно через час я сказал:

- Попросите у Раисы Петровны стеклянную банку, кусок марли и бинт. Накройте банку сверху мар

лей, немного продавите ее в центре и обвяжите бинтом. Потом пописайтс в банку. Если камень раздроблен и превратился в песок, то на марле этот песок осядет и вы его увидите. Понятно?

- Ты не смеешься надо мной?-усомнился Марк Соломонович, но тут же спохватился:-Э, да ты министерская голова! Спасибо, Гришенька!

Он раздобыл банку, марлю, бинт и, подойдя к окну, приступил к предложенному мной эксперименту.

Вся палата с напряженным вниманием следила за ним и ждала результата. Марк Соломонович, опроставшись, посмотрел на марлю, поднеся банку чуть не к самому носу, потом взял со своей тумбочки очки, надел их, снова внимательно посмотрел и вдруг, завопив:-Есть песок, Гриша! Ты молодец! Недаром тебя учили! - шваркнул банку об пол.

- Ребенок и старик находятся одинаково близко от небытия. Правда, только с разных сторон,-улыбнулся Ардальон Ардальонович.

- Это вы о ком? - всполошился Дмитрий Антонович.

- Да о себе, конечно.

После завершения эксперимента мы вышли погулять, и как-то получилось, что я оказался в саду в паре с Ардальоном Ардальоновичем. С улыбкой, едва тронувшей его тонкие губы, адвокат сказал:

- Этот Тильман, каков старик! Какая сила жизни!

Про него хочется сказать то же, что железный канцлер, граф Бисмарк, сказал про Дизраэли, в то время уже лорда Биконсфильда, премьер-министра Англии: "Der alte Jude, das ist Mann..."

- Да, да, помню: "Старый еврей-вот это человек". А разве вам не хочется сказать то же про Дунаевского?

- Нет,-отрезал Ардальон Ардальонович,-не хочется. Профессор настолько поглощен своей работой, что она вытеснила у него все остальное, в том чис

ле и национальные черты. Он хирург-уролог, и в этом качестве он и есть человек. Так же, например, физики-теоретики прежде всего братья по профессии, а потом уже по месту жительства, национальности и прочим анкетным данным.

- Вы, я вижу, лишены антисемитизма. Не такая уж частая черта у современных москвичей.

Ардальон Ардальонович побледнел от гнева и сказал с едва сдерживаемой яростью:

- Ваши коллеги-историки долго пытались лишить нас исторической памяти. А теперь многие из тех, кто громче всех кричит о ее необходимости, пытаются представить нас потомками охотнорядских мясников.

черносотенцев доктора Дубровина или "Союза Михаила Архангела". Они подменяют историческую память напыщенным самолюбованием, глумлением и ненавистью ко всем инородцам. А в мое время российские интеллигенты хоть порой и любили посмеяться над еврейскими анекдотами, но антисемитам руки не подавали. А знаете ли вы, что одной из главных причин поражения белых армий во время гражданской войны был широко распространившийся в них антисемитизм?

Осмысливая крах белого движения, так и писали наиболее проницательные его участники, например Вадим Белов. Он утверждал, что антисемитизм показатель последнего этапа разложившейся идеи, осознания недостижимости поставленных целей. Интеллигенция же никогда злобными и бездарными фальшивками вроде "Протоколов сионских мудрецов" не зачитывалась. Мы предпочитали блистательные мистификации Мериме и Чаттертона, Рудольфа Распе и Чарльза Бертрама. А то мерзкое охотнорядское наследие было вообще чуждо интеллигенции, всем ее слоям. и прежде всего либералам, которых обвиняли во всех смертных грехах, чернили и поносили.

- Монархистам-либералам тоже чуждо?

- Конечно,-устало ответил Ардальон Ардальонович,-например, мне.

- Первый раз в жизни вижу живого монархиста,- удивился я.

- Видите не в первый раз,- поправил адвокат,- первый раз слышите. Первый, но не последний.

- Неужели вы преданы идее монархизма?

- Как вам сказать, просто я уверен, что единство страны должно быть персонифицировано человеком, стоящим вне политики и партий и имеющим право миловать, исходя только из совести.

- Вы что же, считаете вполне серьезно, что в нашей стране возможна реставрация монархии?

- Наоборот, думаю, что это маловероятно.-Он устало опустился на скамейку и продолжал:-Л вот само понятие "преданность" я не признаю. Оно одного корня с предательством. Слово "преданный" в русском языке имеет три значения: отданный (огню, разрушению и т. п.), "верный" (кому-либо) и тот, кого предали, обманули. Все три обозначают различные формы зависимости. Предательство-тоже форма зависимости, хотя и извращенная. Тот, кто сегодня заверяет в своей преданности, завтра предает. И все это чуждо интеллигенции, к которой, смею надеяться, я принадлежу.

- Я читал много определений этого понятия в разных словарях и справочниках, но все они кажутся мне ущербными. Все сводится к занятию умственным трудом.

- Сам термин "интеллигенция" появился именно у нас, в России. Его употребил впервые в шестидесятых годах прошлого века писатель Боборыкин.

- Так что же, по-вашему, это понятие обозначает?

- Интеллигенция-это социальный слой, создающий духовные ценности и соответственно имеющий высокие нравственные критерии чести, правды и добра.

Духовные ценности могут иметь не только материаль

ное воплощение-быть произведениями науки, литературы и искусства, но и оставаться чисто духовными.

- Как это? - не понял я.

- Это создание круга общения, установление взаимосвязей н взаимопонимания между людьми, образование атмосферы правдивости, демократичности, доброжелательства, неприятия всякого рода зла и насилия. И не надо смешивать это со степенью образованности. Вот, например, наш старый сапожник, как он сам себя называет, по своему нравственному обликутипичный российский интеллигент.

- Мне тоже кажется, что настоящая сила России прежде всего в ее открытости, в умении принимать и гвбирать в себя все достойное, вне зависимости от этнических и других истоков. Долгие годы сидя в своей скорлупе, мы просто забыли об этом, у нас появилась какая-то рабская психология страха и недоверия.

Ардальон Ардальонович ^довольно долго молчал.

видимо колеблясь, но потом начал говорить с совершенно необычной для него горячностью:

- Диктатура пролетариата-вот тот строй, который у нас прокламирован. А ведь это ваш революционер Михаил Александрович Бакунин, хотя Маркс его и не жаловал, но он из ваших, так вот, он писал, что никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечения самой себя, и она способна породить в народе, сносящем ее, только рабство". Так и получилось. Да, режим, который держится на насилии, лжи, демагогии, на моральной нечистоплотности и коварство правителей, духовной разобщенности и раболепии людей, неизбежно заводит людей в трясину.

Я, знаете ли, до революции успел стать присяжным поверенным, а ваш Ленин...

- Ну, хватит, хватит,- прервал я. Однако Ардальон Ардальонович продолжал с той же горячностью: