Выступили : Тов. тов. Савинкин, Цинев, Чебриков, Пирожков, Матросов, Черкасов.

Постановили :

1. Выступления в протокол не заносить.

2. Принять к сведению сообщение тов. Андропова Ю.В. о том, что самоубийство тов. Мигуна С.К. произошло в результате малодушия.

3. Принять к исполнению переданное тов. Савинкиным Н.И. указание правительства о нежелательности компрометации правительственных органов и руководства КГБ как внутри страны, так и за рубежом фактом самоубийства члена ЦК КПСС зам. Председателя КГБ СССР тов. Мигуна С.К.

В связи с этим:

а) строго засекретить факт самоубийства тов. Мигуна С.К.;

б) изготовить медицинское заключение о смерти тов. Мигуна С.К. в результате тяжелой болезни;

в) на основе этого медицинского заключения поручить ТАСС опубликовать некролог о смерти первого заместителя Председателя КГБ СССР тов. Мигуна С. К;

г) произвести косметическую обработку лица тов. Мигуна С.К. с тем, чтобы скрыть следы пулевого ранения;

д) выставить тело Мигуна С.К. на два часа 22 января 1982 года в клубе имени Дзержинского только для прощания с ним близких родственников и сотрудников покойного, не допуская в зал посторонних лиц и иностранных корреспондентов;

е) захоронить тело тов. Мигуна С.К. на Ваганьковском кладбище. Похороны произвести по второму разряду с отданием воинской чести.

4. Должностные функции первого заместителя Председателя КГБ СССР временно распределить между тов. тов. Циневым, Чебриковым и Пирожковым.

5. Принять решение об отказе в возбуждении уголовного дела по факту гибели тов. Мигуна С.К. ввиду ясности случая.

Подписано: Председатель Коллегии Комитета Государственной Безопасности СССР

генерал армии Ю. Андропов

Секретарь Коллегии

генерал-майор Ю. Баранов

Дальше можно было не читать - липовое медицинское заключение о болезни (гипертонический криз, сердечная недостаточность и т.п.) и формальное «Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела ввиду ясности случая». Ладно, подведем итоги. Как говорила моя еврейская бабушка: «Что имеем с гуся?»:

а) Мигун застрелился после визита к Суслову, но - только ли в результате этого визита? б) где те документы, которыми уличал его Суслов? в) почему телохранитель не проводил его до 3-го этажа? г) где пистолет Мигуна, авторучка, стреляная гильза, ключи от квартиры? Впрочем, то, что мне не прислали это все вмеcте с делом, к Мигуну отношения не имеет. Это мелкая месть Пирожкова или начальника следственного управления Курбанова - хотят, чтобы я все-таки сам, лично притащился к ним в КГБ. Значит, этот пункт отбросим. Остаются три вопроса. Прямо скажем, и этого предостаточно!

Я перелистал дело Мигуна с конца на начало. Отпечатанное Каракозом постановление следователя Шамраева о возбуждении уголовного дела по факту смерти Мигуна лежало передо мной - чистенькое, еще не подписанное ни мной, ни Генеральным прокурором. Ну что, товарищ Шамраев, подписываем? Впрягаемся в это дело?

Я достал сигарету, закурил и тут же сам поймал себя на этом жесте. Интересно! Прежде чем ставить свою подпись под этим, возможно, смертельным для меня документом, я закурил. А как же Мигун перед самоубийством? Ведь он курил, да и пил, я сам это видел неоднократно. Последний раз месяца три назад я видел его на партактиве в Колонном зале Дома союзов, точнее - в буфете: он сидел там с Юрием Брежневым и еще с кем-то за бутылкой коньяка и курил, я хорошо помню. Так неужели перед тем, как пустить себе пулю в висок, он не выкурил сигарету и не хлопнул хоть рюмку коньяку? Между тем в протоколе осмотра места происшествия нет ни слова о каком-нибудь окурке или коньяке.

Я взглянул на часы. Было около пяти, через несколько минут Курбанов и все Следственное управление КГБ разъедутся по домам, они там по-армейски сидят от звонка до звонка. В телефонном, с грифом «секретно, для служебного пользования», справочнике правительственных учреждений я нашел прямой телефон Главного следственного управления КГБ СССР и набрал номер.

- Лидия Павловна, добрый вечер, это Шамраев из Прокуратуры. Можно Бориса Васильевича?

- Минутку, - сказала секретарша Курбанова, а через несколько секунд в трубке прозвучал голос ее начальника:

- Курбанов слушает.

- Добрый вечер, это Шамраев. Нельзя ли мне сегодня получить приложение к делу генерала Мигуна - его пистолет, гильзу, ключи от квартиры на улице Качалова?

- Такая срочность? - усмехнулся его голос.

Я промолчал. Срочность или не срочность - это уже мое дело.

- Хорошо, если вам это нужно, заезжайте к нам, пакет будет ждать вас внизу, у дежурного. Только имейте в виду, что пистолет уже вычищен, без пороховой гари. Кто же знал, что будет повторное следствие?

- А как насчет его записных книжек? И я хотел бы допросить его сотрудников, в том числе телохранителя и шофера.

- Их показания есть в деле. Мы считаем, что этого вам достаточно. Вы должны понимать, что генерал Мигун и его окружение связаны не только с внутренними делами в стране. Специфика их работы…

- Мои вопросы не будут касаться специфики их работы.

- Не знаю… Допрашивать сотрудников Комитета вам может позволить только Юрий Владимирович Андропов, - сказал он голосом, завершающим разговор.

- Извините, Борис Васильевич, Прокуратура Союза, как вы знаете, не нуждается в чьих-то разрешениях, - разозлился я. - Все, что мне нужно, - это их адреса. И адреса понятых, которые были при осмотре места происшествия.

- Я не думаю, что без разрешения Юрия Владимировича они будут отвечать на ваши вопросы, - снова усмехнулся его голос. - Понятые - тоже наши работники. Как вы понимаете, в таком деле случайных людей быть не могло.

Во время этого разговора я, даже не видя его, чувствовал в его тоне эдакую высокомерность гэбэшного генерала к докучливой маленькой пешке - следователю какой-то там прокуратуры. Точно такой же тон был три часа назад у Пирожкова. Я спросил:

- Скажите, а вы-то можете ответить на мои вопросы без разрешения Андропова?

- На какие именно?

- Сергей Кузьмич курил?

- Что? Что? - спросил он удивленно.

- Я спрашиваю: генерал Мигун был курящий?

- Да. А что?