IX

- Но убийства на войне? Как вы приводите к ним учен_ков того, кто признал всех людей сынами одного Отца и велел любить врагов? Красный дьявол оскалился, выпустив изо рта струюгня и дыма, и радостно ударил себя по спине толстым хвостом. - Делаем мы так: мы внушаем каждому народу, что он, эот народ, есть самый лучший из всех на свете. Deutschland ueber alles ("Германия - выше всех"), Франция, Анг_ия, Россия выше всех, и что этому народу (имярек) надо властвовать над всеми другими народами. А так как всем народам мы внушали то же самое, то они, постоянно чувствуя себя в опасности от своих соседей, всегда готовятся к защите и озлобляются друг на друга. А чем больше готовится к защите одна сторона и озлобляется за это на своих соседей, тем больше готовятся к защите все остальные и озлобляются друг на друга. Так что теперь все люди, принявшие учение того, кто назвал нас убийцами, все постоянно и преимущественно заняты приготовлениями к убийству и самыми убийствами. - Что ж, это остроумно, - сказал Вельзевул после н_долгого молчания. - Но как же свободные от обмана учёные люди не увидали того, что церковь извратила учение, и не восстановили его? - А они не могут этого сделать, - самоуверенным голосом сказал, выползая вперёд, матово-чёрный дьявол в мантии, с плоским покатым лбом, безмускульными членами и оттопыренными большими ушами. - Почему? - строго спросил Вельзевул, недовольный самоуверенным тонодьявола в мантии. Не смущаясь окриком Вельзевула, дьявол в мантии а торопясь покойно уселся не на корточки, как другие, а по-восточному, скрестив безмускульные ноги, и начал говорить без запинки тихим, размеренным голосом: - Не могут они делать этого, оттого что я постояннаотвлекаю их внимание от того, что они могут и что им нужно знать, и направляю его на то, что им не нужно знать и чего они никогда не узнают. - Как же ты сделал это? - Делал и делаю я различно по времени, - отвечал дьявол в мантии. - В старину я внушал людям, что самое важное для них - это знать подробности об отношении между собою лиц Троицы, о происхождении Христа, об естествах его, о свойстве Бога и т.п. И они много и длинно рассуждали, доказывали, спорили и сердились. И эти рассуждения так занимали их, что они вовсе не думали о том, как им жить. А не думая о том, как им жить, им не нужно было знать того, что говорил им их учитель о жизни. Потом, когда они уже так запутались в рассуждениях, что сами перестали понимать то, о чём говорили, я внушал одним, что самое важное для них это изучить и разъяснить всё то, что написал человек по имени Аристотель, живший тысячи лет тому назад в Греции; другим внушал, что самое важное для них - это найти такой камень, посредством которого можно было бы делать золото, и такой эликсир, который излечивал бы от всех болезней и делал людей бессмертными. И самые умные и ученые из них все свои умственные силы направили на это. Тем же, которые не интересовались этим, я внушал, что самое важное это знаь: Земля ли вертится вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли? И когда они узнали, что Земля вертится, а не Солнце, и определили, сколько миллионов верст от Солнца до Земли, то были очень рады, и с тех пор ещё усерднее изучают до сих пор расстояния от звёзд, хотя они знают, что конца этим расстояниям нет и не может быть, и что самое число звезд бесконечно, и знать им это совсем не нужно. Кроме того, я внушил им ещё и то, что им очень нужно и важно знать, как произошли все звери, все червяки, все растения, все бесконечно малые животные. И хотя им это точно так же совсем не ну нужно знать, и совершенно ясно, что узнать не возможно, потому что животных так же бесконечно много, как и звезд, они на эти и подобные этим исследования явлений материального мира направляют все свои умственные силы и очень удивляются тому, что, чем больше они узнают того, что им не нужно знать, тем больше остаётся не узнанного ими. И хотя очевидно, что, по мере их исследований, область того, что им удалось узнать становится всё шире и шире, предметы исследования всё сложнее в сложнее и самые приобретаемые ими знания всё неприложимее и неприложимее к жизни, это нисколько не смущает их, и они, вполне уверенные в важности своих занятий, продолжают исследовать, проповедовать, писать и печатать и переводить с одного языка на другой все свои большей частью ни на что не пригодные исследования, а если изредка и пригодные, то на потеху меньшинству богатых или на ухудшение положения большинства бедных. Для того же, чтобы они никогда уже не догадались, что единое нужное для на - это установление законов жизни, которое указанно в учении Христа, я внушаю им, что законов духовной жизни они знать не могут и что всякое религиозное учение, в том числе и учения Христа, есть заблуждение и суеверие, и что узнать о том, как им надо жить, они могут из придуманной мною для них науки, называемой социологией, состоящее в изучении того, как различно дурно жили прежние люди. Так что, вместо того, чтобы им самим, по учению Христа постараться жить лучше, они думают, что им надо будет только изучить жизнь прежних людей, и что они из этого изучения выведут общие законы жизни, и для того, чтобы жить хорошо, им надо будет только сообразоваться в своей жизни с этими выдуманными ими законами. Для того же, чтобы ещё больше укрепить их в обмане, я внушаю им нечто подо_ное учению церкви, а именно то, что существует некоторая преемственность знаний, которая называется наукой, в что утверждения этой науки так же непогрешимы, как и утверждения церкви. А как только те, которые считаются деятелями науки, уверяются в своей не огрешимости, так они, естественно, провозглашают за несомненные истины самые не только ненужные, но и часто нелепые глупости, от которых они, раз сказавши их, уже не могут отречься. Вот от этого-то я и говорю, что до тех пор, пока я буду внушать им уважение, _одобострастие к той науке, которую я выдумал для них, они никогда не поймут того учения, которое чуть было не погубило нас.

ХI

- Очень хорошо. Благодарю, - сказал Вельзевул, и л_цо его просияло. - Вы стоите награды, и я достойно награжу вас. - А нас вы забыли, - закричали в несколько голосов остальные разношер_тные, маленькие, большие, кривоногие, толстые, худые, дьяволы. - Вы что делаете? - спросил Вельзевул. - Я - дьявол технических усовершенствований. - Я - разделения труда. - Я - путей сообщения. - Я - книгопечатания. - Я - искусства. - Я - медицины. - Я - культуры. - Я - воспитания. - Я - исправления людей. - Я - одурманивания. - Я - благотворительности. - Я - социализма. - Я - феминизма, - закричали они все вдруг, теснясь вперёд перед лицомельзевула. - Говорите порознь и коротко, - закричал Вельзевул. - Ты, - обратилсян к дьяволу технических усовершенствований. - Что ты делаешь? - Я внушаю людям, что чем больше они сделают вещей и чем скорее они будурделать их, тем это для них будет лучше. И люди, губя свои жизни для произведения вещей, делают их всё больше и больше, несмотря на то, что вещи эти не нужны тем, которые заставляют их делать, и недоступны тем, которые их делают. - Хорошо. Ну а ты? - обратился Вельзевул к дьяволу разделения труда. - Я внушаю людям, что, так как делать вещи можно скорее машинами, чем люд_ми, то надо людей превратить в машины, и они делают это, и люди, превращённые в машины, ненавидят тех, которые сделали это над ними. - И это хорошо. Ты? - обратился Вельзевул к дьяволу путей сообщения. - Я внушаю людям, что для их блага им нужно как можно скорее переезжать рместа на место. И люди вместо того, чтобы улучшать свою жизнь каждому на своих местах, проводят большую часть её в переездах с места на место и очень гордятся тем, что они в час могут проехать 50 вёрст и больше. Вельзевул похвалил и этого. Выступил дьявол книгпечатания. Его дело, как он объяснил, состоит в том, чтобы как можно большему числу людей сообщить все те гадости, которые делаются к пишутся на свете. Дьявол искусства объяснил, что он, под видом утешения и возбуждения возвышенных чувств в людях, потворствует их порокам, изображая их в привлекательном виде. Дьявол медицины объяснил, что их дело обстоит в том, чтобы внушать людям,то самое важное для них дело- это забота о своём теле. А так как забота о своем теле не имеет конца, то люди, заботящиеся с помощью медицины о своём теле, не только забывают о жизни других людей, но и о своей собственной. Дьявол культуры объяснил, что внушает людям то, что пользование всеми т_ми делами, которыми заведуют дьяволы технических усовершенствований, разделения труда, путей сообщения, книгопечатания, искусства, медицины, есть нечто вроде добродетели и что человек, пользующийся всем этим, может быть вполне доволен собой и не стараться быть лучше. Дьявол воспитания объяснил, что он внушает людям, что они могут, живя дуро и даже не зная того, в чем состоит хорошая жизнь, учить детей хорошей жизни. Дьявол исправления объяснил, что он учит людей тому, что, будучи сами порчны, они могут исправлять порочных людей. Дьявол одурманивания сказал, что он научает людей тому, что, вместо того,тобы избавиться от страданий, производимых дурною жизнью, стараясь жить лучше, им лучше забыться под влиянием одурения вином, табаком, опиумом, морфином. Дьявол благотворительности сказал, что он, внушая людям то, что, грабя пуами и давая ограбленным золотниками, они добродетельны и не нуждаются в усовершенствовании, - он делает их недоступными к добру. Дьявол социализма хвастался тем, что, во имя самого высокого общественаго устройства жизни, он, кроме вражды сословий, возбуждает ещё и вражду между полами. - Я - комфорт, я - моды! - кричали и пищали ещё дррие дьяволы, подползая к Вельзевулу. - Неужели вы думаете, что я так стар и глуп, что не понимаю того, что, как с_оро учение о жизни ложно, то всё, что могло быть вредно нам, всё становится нам полезным, - закричал Вельзевул и громко расхохотался. Довольно. Благодарю всех, - и, всплеснув крыльями, он вскочил на ноги. Дьяволы окружили Вельзевула. На одном конце сцепившихся дьяволов был дьявол в пелеринке - изобретатель церкви, на другом конце -дьявол в мантии, изобретатель науки. Дьяволы эти подали друг другу лапы, и круг замкнулся. И все дьяволы, хохоча, визжа, свистя и порхая, начали, махая и трепля хвост ми, кружить и плясать вокруг Вельзевула. Вельзевул же, расправив крылья и трепля ими, плясал в середине, высоко задирая ноги. Вверху же слышались крики, плач, стоны скрежет зубов.