Большинство в думе и в правительстве было у партий правых эсеров и меньшевиков; торгово-промышленные круги, к которым принадлежал Гиммер, находились в думе в меньшинстве. Лена замечала, что газеты, поддерживающие правительство и думу, в каждом номере превозносят благородных чехов, а газета Гиммера и Солодовникова "Дальний Восток" прославляет заслуги доблестного есаула Калмыкова и какого-то Хорвата и заигрывает с японцами.

В думе сохранилась еще кучка людей, обвинявшаяся в сочувствии большевикам и раздражавшая и правительство и Гиммера. Газета "Дальний Восток", в точности отражавшая все, что говорилось в доме Гиммеров, обвиняла правительство в попустительстве большевикам и требовала твердой власти.

— Почему их не арестуют? — спросила однажды Лена.

— Кого?

Старый Гиммер остановился посреди комнаты и удивленно посмотрел на Лену.

— А большевиков в думе, — спокойно сказала Лена.

В течение нескольких секунд Гиммер давился рыбьей костью, раскачиваясь и багровея лицом и лысиной.

— Вот и я спрашиваю — почему? — закричал он, весело отфыркиваясь, изучая Лену смеющимися карими глазками. — А потому, видите ли, что предстоят выборы в новую думу и играют, видите ли, в демократизм, в депутатскую неприкосновенность, чтобы рабочих задобрить… Пошлый маскарад не ко времени, — вот почему не арестуют!.. Да ты уж не собираешься ли политикой заняться? Этого еще недоставало!

— Значит, рабочих победили, а боятся? — протяжно спросила Лена.

— Сами себя боятся… Ты скажи лучше, что у вас со Всеволодом произошло? Что-то он не заходит к нам. Я, конечно, не сватаю…

Гиммер лукаво сощурился.

— А выборы в думу это как, — это можно всем видеть?

— Не хочешь ли выдвинуть свою кандидатуру?

— Нет, я хочу знать, как это делается.

— А делается это очень скучно… Скучные партии выдвигают длинные скучные списки, город разбивают на участки, скучные молодые люди и девицы сидят возле ящиков за сургучными печатями, а скучающее население бросает в ящики записки, иногда не совсем приличного содержания… Очень неинтересное зрелище для красивой девушки из зажиточной семьи!.. Другое дело, когда перед тобой мужественный офицер, поэт, комендант крепости…

— А я не могла бы занять место скучающей девицы за ящиком?

Гиммер снова некоторое время с удивлением смотрел на Лену.

— Да ты что? Разве это тебе игрушки, в самом деле?

— Нет, я знаю, что это ваши игрушки, но я хотела бы знать, как вы играете в свои игрушки, — с усмешкой сказала Лена.

Брови старого Гиммера вылезли на лоб.

— Ты серьезно, что ли?

— Вполне серьезно…

— И что только делается в этом доме! — сказал старый Гиммер, растерянно потирая лысину. И вдруг заболтал руками и закричал: — Ничего не знаю, у тетки проси, у тетки проси!..

И, отмахиваясь обеими руками и фыркая, он быстро прошел в свой кабинет.

XXXV

Центральное бюро профессиональных союзов выдвинуло к выборам свой список. Первыми в списке шли сорок семь арестованных комиссаров. В числе их — на третьем месте — шел Сурков.

Избирательная комиссия, в которую не входил старый Гиммер, — он сам баллотировался в думу, — после двухдневных дебатов признала список законным.

— Они с ума сходят! — неистовствовал старый Гиммер. — Что они, хотят превратить думу в совет собачьих депутатов?..

Типографские рабочие размножили список и воззвание центрального бюро в таком количестве, что списком и воззванием был заклеен и засыпан весь город, от Гнилого угла до Второй речки. В одну ночь, должно быть из озорства, списком был оклеен фасад здания городской думы, и целая толпа смотрела, как усатые милиционеры отдирали список скребницами, похожими на те, какими чистят лошадей.

Накануне самого дня выборов Лена была в думе, — инструктировали уполномоченных. В длинном полутемном коридоре, где, ожидая, когда освободится член избирательной комиссии, уныло слонялись незнакомые друг другу и не изъявлявшие желания знакомиться уполномоченные, Лена неожиданно столкнулась с Хлопушкиной и узнала в ней девушку с траурной повязкой, руководившую колонной в день похорон.

— Ты как сюда попала?.. Я так рада!..

Лена рванулась к ней и, почему-то смутившись, не подала руки.

— Как все… — уклончиво ответила Хлопушкина, тоже не подавая руки.

За те два с лишним года, которые Лена не видела ее, Хлопушкина словно бы распрямилась вся и похорошела лицом, а в глазах ее с прежними белыми негустыми ресничками появилось новое, твердое, суховатое выражение.

Они помолчали…

— Я видела тебя, когда хоронили…

Лена запнулась, не зная, как назвать тех, кого хоронили.

— Вот что!.. — настороженно протянула Хлопушкина.

— Как ты жила это время? — тихо спросила Лена.

— Так, работала…

Хлопушкина отвела глаза в сторону.

Они снова помолчали. Хлопушкина, видимо, не интересовалась тем, как жила Лена и как попала сюда.

— Я очень рада, — серьезно сказала Лена. — Когда будут распределять по участкам, я хотела бы попасть с тобой, а то я, боюсь, все напутаю… — Лена виновато улыбнулась.

— Все равно…

Из кабинета вышел маленький, кривенький старичок в сбившемся галстучке и пригласил уполномоченных в комнату заседаний.

Отправляясь в думу, Лена наметила себе после инструктажа ехать отыскивать какого-нибудь незнакомого доктора, чтобы проворить то, что было уже ясно для нее. Мысль эта, от которой ей становилось страшно и от которой ее отвлекла было встреча с Хлопушкиной, снова стала преследовать Лену.

В раскрытое окно врывался шум с улицы.

Маленький кривенький старичок однообразно покачивался за кафедрой в полосе бившего в окно пыльного солнечного света, прижмуриваясь и закрываясь папкой с инструкциями.

— …Но впускайте по очереди и ни в коем случае не больше одного избирателя… — выпевал он тоненьким голоском.

"Боже, как стыдно!.. — думала Лена. — Как я смогу объяснить все?.."

— …Выслушав имя, отчество, фамилию и адрес избирателя и справившись со списком, вы даете возможность избирателю…

"Могу ли я выдать себя за замужнюю?.. А что, если все рассказать Хлопушкиной, спросить совета?.. Нет, это невозможно, невозможно, невозможно…" — повторяла Лена, чувствуя, как у нее стучит в висках.

— …Если же окажется, что в списке нет данного гражданина, вы, предупредив его, что он не выполнил своего гражданского долга, то есть не справился с заблаговременно вывешенными списками избирателей, не допускаете его к баллотировке и регистрируете его по форме С… — выпевал кривенький старичок.

Лена, не слышавшая ничего из того, что говорил кривенький старичок, очнулась только, когда задвигали стульями: началось распределение по участкам.

— Так вместе? Пожалуйста…

Лена умоляюще посмотрела на Хлопушкину.

— Все равно…

Им достался район Второй речки.

— Это где-то далеко… Там, кажется, временные мастерские? — робко спросила Лена.

— Да… И мукомольные предприятия Гиммера, — сказала Хлопушкина, моргнув своими белыми ресничками, чтобы скрыть усмешку.

Купив в киоске газету, Лена с полквартала шла пешком, просматривая фамилии и адреса врачей: "Вейнберг С.И. - это глазник… Овсянников Г.Г. - венерические и мочеполовые… В.А.Сумшик — женские, Алеутская, 56… Иванов-Молоствов — женские, Косой п., 13…"

На углу, оглядевшись по сторонам, она взяла извозчика.

— Подымите верх, пожалуйста…

— А куда ехать?

— Куда?..

Некоторое время Лена серьезно смотрела в тронутый ячменем голубой глаз извозчика.

— Ну, куда же… Ну, хотя бы на Алеутскую, — упавшим голосом сказала она.