Прошло немного времени, и Ифтах стал владельцем множества таких повозок. В горной стране они не находили применения, и Ифтах хранил их в долине, в своих трех городах Башана. Это заодно было предлогом держать в городах вооруженных воинов.

Он понимал, что его люди пока не готовы к войне, в которой можно было бы использовать эти повозки. Для каждой требовалось три человека — кучер, боец и оруженосец. И эта тройка должна быть четко отлаженной, как части одного целого. Здесь требовались терпение, талант, многократные тренировки. Очевидно, этому нельзя было научиться без наставлений опытных эморитов.

Переманить искусных бойцов на повозках у царя и городских правителей было непросто. Случалось, что такой боец, уже наполовину склоненный Паром к сотрудничеству, страшился необходимости вступить в союз с Господом. Он не хотел сердить своего Баала. Но если потом с ним говорил сам Ифтах, бойца обычно удавалось убедить. Бог этого смелого, веселого командира уверенно вел воинов сквозь битвы, принося славу и добычу.

Через четыре года после ухода из Гилеада Ифтах стал господином трех городов в Башане, командиром шести сотен хорошо снаряженных, искусных в бою людей и владельцем девяти боевых повозок. Из своего воинства он выбрал лучших бойцов, не выделяя евреев и эморитов, и создал из них свою личную стражу. Стража состояла из двадцати одного человека.

Вместе с силой Ифтаха росла опасность, что в один прекрасный день появится царь Башана, чтобы снова отвоевать у него захваченные города. Пока, правда, царь Абир задерживался на Востоке. Он только что сверг верховного правителя Вавилона и должен был опасаться появления великого царя; ему пришлось сосредоточить там все свои силы, и он в течение ряда лет не мог ничего предпринять против Ифтаха. Но когда у него освободятся люди и повозки, он направит свое войско против него. Ифтах с волнением думал об этом дне. Говорил с Паром. Без существенной помощи Господа они пропали. Но разве Господь не живет далеко на юге, на горе Синай? На берегах реки Ярмук, вероятно, он не обладает большой властью… Баал из Башана со снежной горы Хермон сумеет в любую минуту оказаться в том месте, куда направится царь Абир. Он, Баал, — сильный бог, бог войны, как и Господь. И у него в обозе бесконечное число боевых повозок — никак не меньше ста, а может, и все двести. Пар старался укрепить его слабую веру. Эмориты при нападении Израиля на страну были сильнее в десять раз, израильтяне вооружились лишь жалкими луками и копьями. Но тут пришел на помощь Господь. Он испустил из ноздрей огненный столб, и эмориты-великаны вместе с царем Огой, повозками и конями — все превратилось в пепел. Израиль захватил страну, все шестьдесят городов от Башана и Зобы до Дамаска.

— Правда, — рассуждал Ифтах, — тогда Господь прибыл сюда с Синая на своем облаке с громом и молнией. С тех пор, однако, его больше не видели здесь на севере, и эмориты забрали обратно большую часть страны. Он — Бог. Его настроение меняется, и никому не дано знать, что он собирается делать. Это eщё большой вопрос — придет ли он на помощь Ифтаху, если на него нападет царь Абир.

Спокойный Пар, наконец, не выдержал: — Как ты смеешь так говорить! Не по настроению Бог перестал помогать израильтянам на севере, а потому, что они стали небрежны и равнодушны к служению Ему. Перестали бороться с древними богами. Мы недостаточно верим в Господа — вот в чем дело. Мы ослабили союз с ним. В этом виноваты женщины эморитов, которых мы брали к себе на ложе. Мы не изгнали из своих сердец чужих богов, но впустили их в наши палатки и дома. Ты знаешь это лучше других.

Ифтах, удивленный и раздосадованный, защищался:

— Разве ты сам не взял в жены Кассию? — спросил он. Пар спокойно ответил:

— Не смей говорить так о своей сестре! В Израиле нет более верного приверженца Господа.

Ифтах не стал продолжать разговор. Итак, даже этот надежный Пар, как и Авиам, не доверяет ему. Предостережение друга огорчало его как раз потому, что оно было, видимо, справедливо. Господь не был удобным богом, он легко раздражался, он был злобен и честолюбив, любил лесть, требовал все новых клятв и жертв. Ифтах прерывисто задышал. Он неспособен к такой службе. И если на нем было позорное пятно, то Господь знал об этом и, тем не менее, не обошел его своим благословением. Бог принял его таким, каким он был. И должен принимать и дальше. Усилием Ифтах отогнал от себя грустные мысли.

Ктура нашла в глуши Тоба свободу, о которой страстно мечтала. Здесь не было шатра Господа с торжественно хранимыми, грозными дощечками, предписывающими, что справедливо, что — нет. Эти дощечки стремились оторвать мужа от жены, любящей его всем сердцем.

Здесь, в глуши, она чувствовала уверенность. Eё боги жили на деревьях и в воде, они окружали eё здесь и защищали повсюду, куда бы она ни пошла и где бы ни отдыхала. Eё верховный бог Мильком был богом сыновей Башана, они почитали его, называя Баалом, и место, где он пребывал, гора Хермон, было близко. Она смотрела на шрамы, оставшиеся у нeё от встречи с волком. Она была рада, что отдала богам дань и принесла им жертву. В Маханаиме она испытывала ужас перед священником Авиамом, перед его угрозами, соблазнами и его Богом Господом, который как дикий зверь, был всегда готов наброситься на eё Ифтаха. Теперь между Ифтахом и этим Господом лежали множество рек и гор, много дней, теперь она могла с издевкой думать о священнике и его Боге.

Она с ненавистью вспоминала о Зилпе и братьях Ифтаха, объявивших eё недостойной, считавших, что прикосновение к ней позорит мужчину. Она жаждала возмездия и знала, что Ифтах разделяет eё страсть. Они не говорили об этом, но иногда он улыбался ей, и это был уговор.

Она ждала унижения высокомерных с глубоким, тихим предвкушением.

Яала ощущала в глуши такую же радость, как и eё мать. Яале было только двенадцать лет, детство в Маханаиме осталось далеко позади. Оно забылось, и свободная, безграничная страна Тоб стала теперь eё родиной. Жизнь в горах и лесах обострила eё ум и сделала быстрым восприятие и принятие решений. Уверенный взгляд, твердый шаг… Никакое усилие не было ей в тягость. Она унаследовала стройную, грациозную фигуру матери, eё матово-смуглое, худощавое лицо, и так же, как Ктура, при всей своей силе и твердости, была нежна и прелестна.

В отряде было очень мало детей. Яала часто оставалась одна. Она охотно проводила время в одиночестве. Играла и болтала сама с собой. Она обладала богатой фантазией и остро переживала окружавшее eё изобилие красок, любила деревья и зверей, о каждой скале придумывала свою историю. Она сочиняла песни и весело пела их сама себе глубоким голосом. Однажды Ифтах привез ей из страны Башан цитру; она училась играть на ней, и была счастлива. Мать и дочь сроднились с этой глушью. Они знали, когда какие звери идут на водопой, слушали голоса птиц, понимали речь и повадки животных. Они беззвучно смеялись от счастья, делая какое-нибудь новое открытие.

Иногда Ифтах или его люди брали Яалу с собой на охоту. Какое радостное, раздирающее душу чувство охватывало ее, когда в тело животного впивалась стрела или дротик! Со смешанным ощущением радости и боли она могла долго стоять перед силком или ямой, куда попадало животное.

Ктура любила Яалу, часто путешествуя с ней, она чувствовала, что они одно целое. Они не говорили друг другу ласковые слова. Яала была скорее жесткой, как мальчишка, нежели нежной.

Ктура охотно научила бы дочь поклоняться Милькому и Терафиму. Но так как это огорчило бы Ифтаха, она не мешала Яале в eё безусловной вере в бога Гилеадов. Она завидовала ей в этой вере, была честолюбива и стыдилась дочери, которая, казалось, также не боялась Господа, как и Ифтах. Когда Яала спрашивала eё о богах, она замыкалась в себе, испытывала смущение.

Ифтах, напротив, общался с дочерью просто и легко, проявляя все детское в своем характере. Он хвастался перед ней, рассказывая о своих делах, — его битвы, его приключения разрастались и разветвлялись, и выглядели так, как он рисовал их в своем воображении. Когда она интересовалась богами, он знал точный ответ. Боги сделаны из того же материала, что и люди его войска, они обладали теми же достоинствами и недостатками, но только в гораздо больших размерах. Люди хорошо поступали, когда почитали богов, но только в определенных границах. Если дать им себя запугать, они сыграют с тобой злую шутку. Самым сильным был бог Господь, он был богом богов и командовал облаками, погодой и огнем. В сознании своей силы он был не всегда расчетлив, более подвержен смене настроений, чем другие боги, но ему, Ифтаху, и его людям это приносило благословение. Бог Господь принял в свое сердце народ Израиля, а из многих родов, прежде всего, род Гилеад. А из представителей этого рода — судью Гилеада и из того же клана — его, Ифтаха. Поэтому ему и ей, Яале, нечего бояться страшного бога Господа. Ему нужно часто приносить жертвы и благодарить его за благословение, так он хочет, и так он любит.