— И да и нет!
— Я могу тебе хоть как-то помочь?
— Можешь напоить кофе. Ну, еще… угостить косячком. Если есть, конечно.
Он неопределенно помахал рукой, чтобы показать, что с тех пор, как они виделись в последний раз, он сильно изменился.
— Нет, травки у меня нет. Я снова начал пить.
В ее глазах мелькнуло беспокойство, и Чайлд поспешил добавить:
— Только глоток-другой, и то очень редко. Я решил вновь заняться наукой. Школа, университет Лос-Анджелеса, исторический факультет. — Потом он спросил: — Как ты вообще нашла меня? И как сумела попасть в дом? Там, под дубом, — твоя машина?
— Меня сюда привели. Я сняла с глаз повязку, огляделась. Увидела свою фотографию на ночном столике и поняла, где я. Решила подождать, пока ты придешь. А потом заснула…
— Подожди-ка, — прервал ее Геральд. — Похоже, это довольно длинная история. Пойду приготовлю кофе, а заодно парочку бутербродов на случай, если мы проголодаемся.
Он вовсе не хотел отвлекаться, но знал, что, как только Сибил начнет рассказывать, не сможет ее перебить.
Чайлд порыскал по кухне и приготовил все, что не требовало возни. Он разложил результаты своих трудов на подносе, добавил большой кофейник и пару старых сигарет, обнаруженных в шкафу. Сам он не курил, но всегда держал небольшой запас для посетителей женского пола.
— Вот это здорово! — воскликнула Сибил и потянулась было за сигаретами, но потом отдернула руку.
— Я не курила уже почти полгода, — устало произнесла она, — и теперь легкие больше не ноют. Не хочу начинать все сначала.
Подобные разговоры велись и раньше, но на сей раз ее голос звучал так уверенно, что Чайлд поверил в искренность и твердость намерений бывшей жены.
Очевидно, все, что произошло с Сибил за время исчезновения, сильно изменило ее характер и привычки.
— Ну ладно, — произнес Чайлд. — Давай вернемся к самому началу. Ты уехала на похороны матери в СанФранциско. Я позвонил твоей сестре, и она объяснила, что ты не можешь вылететь отсюда, а машина, как назло, сломалась. Ты сказала ей, что приедешь с другом, но не пояснила, кого имела в виду. Это были последние известия о тебе. Потом ты как сквозь землю провалилась. И вот теперь, спустя год после бесследного исчезновения, как ни в чем не бывало появляешься в моем доме!
Она глубоко вздохнула:
— Я и не надеялась, что ты воспримешь это иначе, что поверишь всему, что я расскажу.
— Я способен поверить во что угодно! Если твои слова окажутся хотя бы немного убедительными.
— Я не могла оставаться с тобой, Чайлд. Особенно после той ужасной ссоры, помнишь? Я не сомневалась, что ты вообще не захочешь меня больше видеть. Надо было срочно ехать в Сан-Франциско, но я не знала, как туда добраться. Потом вспомнила об одном друге и отправилась к нему. Он жил совсем рядом.
— Друг?
— Боб Гилдер. Ты его не знаешь.
— Любовник? — спросил Чайлд, испытывая легкий укол ревности. Слава Богу, это чувство быстро прошло, по крайней мере по отношению к ней.
— Да. Бывший. Мы расстались, но не потому, что не могли больше выносить друг друга. С каждым разом становилось все труднее раздувать искорки страсти. Однако мы остались очень хорошими друзьями. Он собирался уехать в Кармел и уже упаковывал вещи, когда я явилась. Хотя губернатор пытался предотвратить бегство из города, Боб больше не в силах был терпеть смог. Наплевать ему на всяких шишек, сказал он и пообещал, что возьмет меня с собой и довезет до Сан-Франциско, тем более что там намечались какие-то дела…
…Гилдер и Сибил выбрали дорогу по Вентура, услышав по радио, что скоростная автострада на Сан-Диего забита машинами и пробка, судя по всему, рассосется не скоро. На бульваре Вентура тоже было много транспорта, но все же двигаться со скоростью десять миль в час лучше, чем торчать на месте.
Перед самой Тарзана-Драйв мотор перегрелся. Гилдеру все-таки удалось доехать до нее, но там работала только одна станция технического обслуживания. Владельцы других либо остались сидеть дома, либо тоже пытались скрыться от убийственного тумана, отравившего воздух…
— Ты, наверное, не поверишь, но я украла мотоцикл. Он стоял у самой обочины, даже ключ оставили! Поблизости было не видно ни души. Хотя, конечно, владелец мог сшиваться в каких-нибудь тридцати футах, таким густым был смог в тот день… Да, я говорила тебе, что вожу «хонду»? Мой приятель нет, не Боб, другой, — часто меня брал с собой покататься и научил водить!
И не только водить, подумал Чайлд. Нет, он не испытывал никакой боли в сердце или других симптомов болезни Отелло. Мысль возникла сама по себе. Он был рад, что Сибил так мало для него значит теперь.
…Бесполезно даже пытаться добраться до Сан-Франциско на мотоцикле! Движение оказалось таким плотным, что Сибил просто не могла успеть вовремя. Разве что к самому концу похорон… Поэтому она решила вернуться к себе. С воспаленными глазами, пылающим, першащим горлом и горящими от ядовитых испарений легкими, она развернула «хонду». На обратный путь ушло два часа.
Улицы были забиты машинами, ползущими, словно жуки, в одном направлении, но время от времени между ними образовывались просветы, в которые она ныряла, порой выезжая на тротуар.
Минут через пять после того, как Сибил добралась до дома, в дверь постучали. Она решила, что это сосед, забывший ключи.
Открыв, Сибил увидела перед собой двух незнакомцев. Прежде чем она успела закрыть двери, они набросились на нее; через мгновение она ощутила, как в руку вошла игла, и потеряла сознание.
Проснулась Сибил в трехкомнатной квартире без ванной. Комнаты здесь были просторными, обставлены роскошной мебелью, во время заточения ее прекрасно кормили, давали сигареты, марихуану — все, что ни пожелает грешная плоть пленницы.
Все, кроме одежды! В гардеробе оказались лишь великолепный халат и пара неглиже, которые стирали каждую неделю.
…Очнувшись в первый день неволи, Сибил заметила, что осталась одна. Она стала обходить темницу и обнару. жила, что в комнатах нет окон, а обе двери заперты, что в ее распоряжении имелись большой цветной телевизор и радиоприемник. Телефон не был соединен с городской линией. Когда Сибил сняла трубку, раздался мужской голос, и она быстро повесила ее. Через несколько минут дверь открылась, и вошли четверо…
По просьбе Чайлда Сибил их подробно описала. Один очень походил на Пао; второго, судя по тому, что она сказала, Геральд не знал. Третьей, по-видимому, была Вивьен Мабкруф.
С его бывшей женой опять случился нервный припадок, ей сделали еще один укол. Когда она проснулась, то сумела взять себя в руки; ей объявили, что бояться нечего, ее скоро отпустят. Но на вопрос, что им от нее нужно, ответа не последовало. Только спустя долгое время она поняла, что похитители продержали свою жертву целый год, предполагая использовать против Чайлда либо для того, чтобы держать его на коротком поводке…
Хорошо помня, какому обращению подвергся он сам во время недолгого заключения в доме Игеску, Чайлд сознавал, что Сибил наверняка насиловали. Заранее зная ответ, он все же спросил, использовали ее приятели барона для удовлетворения своей похоти или нет.
— О, много раз! — ответила его бывшая жена таким тоном, словно говорила о чем-то само собой разумевшемся.
— Они тебя били?
Вопрос никак не задел Сибил, не вызвал никакой нервной реакции.
— Немного… В первые дни.
— Как ты теперь себя чувствуешь? То есть не осталось никакой психической травмы?
Он поймал себя на том, что говорит как психиатр или главный обвинитель при допросе потерпевшей на каком-нибудь громком процессе.
— Иди сюда… Сядь рядом, — произнесла она, протягивая тонкую бледную руку. — Чайлд подошел к Сибил, обнял, нежно поцеловал. Он ждал, что снова польются слезы, но она лишь тихонько произнесла: — Я никогда от тебя ничего не скрывала, правда?
— Да уж! Но вряд ли из-за того, что ты — воплощенная честность, — с невольной горечью сказал Чайлд. — Может быть, ты хотела себе казаться такой, но на самом деле причина в другом. Говоря по правде, твоя непрошеная откровенность обижала меня больше всего.