ГЛАВА IX, содержащая несколько разговоров Джонса с Партриджем касательно любви, холода, голода и других материй и повествующая о том, как Партридж, находившийся уже на волосок от открытия своему другу роковой тайны, к счастью, вовремя удержался

Тени высоких гор начали уже расстилаться шире; пернатые твари удалились на покой. Высший класс смертных сидел за обедом, а низший - за ужином. Словом, пробило пять как раз в ту минуту, когда мистер Джонс покинул Глостер,- час, когда (была середина зимы) ночь уже задернула бы своими грязными пальцами черный полог над миром, если бы луна, широколицая и краснощекая, как те гуляки, что, подобно ей, обращают ночь в день, не помешала ей, начав в это время подниматься с постели, где проспала целый день, чтобы бодрствовать ночью. Пройдя немного, Джонс приветствовал прекрасную планету и, обратясь к своему спутнику, спросил его, наслаждался ли он когда-нибудь таким приятным вечером. Партридж не тотчас ему ответил, и Джонс, продолжая рассуждать о красоте луны, продекламировал несколько мест из Мильтона, бесспорно превзошедшего всех прочих поэтов в своем описании небесных светил. Потом он привел Партриджу рассказ из "Зрителя" о двух любовниках, которые условились, когда их постигнет разлука, общаться друг с другом, устремляя в назначенный час взоры на луну: им отрадна была мысль, что оба созерцают в одно и то же время один и тот же предмет.

- У этих любовников,- прибавил он,- видно, были души, способные чувствовать всю прелесть самой возвышенной из всех человеческих страстей.

- Очень возможно,- отвечал Партридж,-только я позавидовал бы им больше, если бы у них были тела, неспособные чувствовать холода: я совсем почти замерз и очень боюсь, как бы не лишиться кончика носа, прежде чем мы доберемся до другой гостиницы. Право, нам следует ожидать какой-нибудь кары небесной за то, что мы так глупо бежали ночью из превосходнейшей гостиницы, в какую когда-либо ступала моя нога. Я в жизнь мою не видал лучшего помещения, и первый вельможа, я думаю, не пользуется такими удобствами в собственном доме, какие он нашел бы в этом заведении. Покинуть его и пойти бродить по полям куда глаза глядят, per devia rura viarum!30 Мне-то все равно, но вот другие, пожалуй, не постесняются и скажут, что мы не в своем уме.

- Стыдитесь, мистер Партридж! - сказал Джонс.- Надо быть мужественнее. Вспомните, что вы идете на неприятеля, так неужели вас устрашит небольшой холод? Жаль, не у кого спросить, по которой дороге нам надо идти.

- Смею ли предложить мой совет? - сказал Партридж.- Interdum stultus opportuna loquitur31.

- По которой же из этих дорог вы советуете пойти? - спросил Джонс.

- Ни по которой,-отвечал Партридж.-Единственная верная дорога - это та, по которой мы пришли. Через какой-нибудь час бодрый шаг приведет нас обратно в Глостер; а если мы пойдем вперед, так одному дьяволу известно, когда мы доберемся до жилья: мои глаза различают, по крайней мере, на пятьдесят миль вперед, и на всем этом пространстве я не вижу ни одного строения.

- Значит, перед вами открывается чудесный вид, которому яркий свет луны еще больше прибавляет красоты,- сказал Джонс.- Однако же я возьму влево, так как эта дорога ведет, должно быть, прямо к горам, которые, как известно, тянутся недалеко от Ворчестера. Если вам хочется покинуть меня, сделайте одолжение, возвращайтесь; а что касается меня, то я решил идти вперед.

- Нехорошо, сэр, с вашей стороны подозревать меня в таком намерении,сказал Партридж.- Я советовал столько же ради вас, как и ради себя; но если вы твердо решили идти вперед, то я так же твердо решаю следовать за вами. I prae sequar te32.

Они прошли несколько миль, не разговаривая друг с другом, и во время этой паузы в беседе Джонс часто вздыхал, а Партридж жалобно стонал, хотя по совсем другой причине. Наконец Джонс остановился и, обернувшись назад, сказал:

- Кто знает, Партридж, может быть, прелестнейшее создание на свете тоже созерцает эту самую луну, на которую я смотрю Б настоящую минуту.

- Очень может быть,- отвечал Партридж.- Но если бы я созерцал в настоящую минуту хороший кусок ростбифа, то охотно отдал бы дьяволу и луну, и ее рога в придачу.

- Ну, что за варварство говорить такие вещи! - возмутился Джонс.Неужели, Партридж. ты никогда в жизни не любил или время изгладило из твоей памяти все следы этого чувства?

- Увы! - воскликнул Партридж.- Какое было бы счастье, если бы я не знал, что такое любовь! Idfandum, regina, jubes renovare dolorem. Я испытал всю сладость, все восторги и всю горечь этой страсти.

- Значит, ваша возлюбленная была к вам немилостива?

- Чрезвычайно немилостива, сэр,- отвечал Партридж,- она вышла за меня замуж и сделалась несноснейшей женой на свете! Теперь, слава богу, ее уже нет в живых; и если бы я верил, что она на луне, как читал я в одной книге, где сказано, что луна есть местопребывание душ покойников, то я никогда не глядел бы на луну нз страха увидеть там мою супругу; но для вас, сор, я желаю, чтобы луна была зеркалом и чтобы мисс Софья смотрелась в него в эту минуту.

- О милый Партридж! - воскликнул Джонс.- Какую мысль ты высказал! Она могла родиться только в голове влюбленного. О Партридж, если бы я мог надеяться увидеть ее лицо еще раз! Но, увы! Эти золотые сны рассеялись навсегда, и мое единственное спасение от страданий в будущем - забыть ту, которая составляла некогда все мое счастье.

- Неужели вы в самом деле отчаиваетесь увидеть когда-нибудь мисс Вестерн? - отвечал Партридж.- Если вы послушаетесь моего совета, то, ручаюсь вам, не только снова увидите ее, но и заключите ее в свои объятия.

- Ах, не пробуждайте во мне подобных мыслей!-воскликнул Джонс.- Мне уже стоило такой борьбы преодолеть свои желания.

- Странный же вы любовник, если не желаете заключить возлюбленную в свои объятия,- заметил Партридж.

- Полно, оставим этот разговор,- сказал Джонс.- Но что же, однако, вы хотите мне посоветовать?

- Выражаясь по-военному,- ведь мы с вами солдаты,- "направо, кругом!". Вернемся туда, откуда пришли. Мы, хоть и поздно, успеем дойти до Глостера, а если пойдем вперед, то, насколько могу видеть, до скончания века не доберемся до жилья.

- Я уже заявил вам о своем решении идти вперед,- отвечал Джонс,- но вы, пожалуйста, возвращайтесь. Очень вам признателен за компанию и прошу принять от меня гинею, как слабый знак благодарности. Было бы даже жестокостью с моей стороны позволить вам идти дальше, потому что, сказать вам начистоту, главная цель моя и единственное мое желание - умереть славной смертью за короля и отечество.

- Что касается денег,- возразил Партридж,- то, пожалуйста, спрячьте их; я не возьму от вас сейчас ни гроша, потому что, повторяю, я богаче вас. И если вы решили идти вперед, то я решил следовать за вами. Мое присутствие даже необходимо, чтобы за вами присмотреть, раз у вас такое отчаянное намерение. Собственные мои намерения, должен признаться, гораздо благоразумнее: если вы решили пасть, по возможности, на поле битвы, то я всеми силами постараюсь выйти из нее невредимым. Я даже утешаю себя мыслью, что угрожающая нам опасность невелика! один папистский священник сказал мне на днях, что скоро все будет покончено, и, по его мнению, даже без боя.

- Папистский священник? - воскликнул Джонс.- Я слышал, что таким людям не всегда можно верить, если они говорят в пользу своей религии.

- Да,- сказал Партридж,- но какая же тут польза для его религии, если он уверял меня, что католики не ждут для себя ничего хорошего от переворота? Ведь принц Карл такой же добрый протестант, как и любой из нас, и только уважение к законным правам заставило этого священника и всю папистскую партию примкнуть к якобитам.

- Я столько же верю в то, что он протестант, как и в его права,сказал Джонс,- и не сомневаюсь в нашей победе, хотя она достанется нам не без борьбы. Вы видите, я смотрю на вещи более мрачно, чем ваш друг папистский священник.