После провала операции по захвату, начальство устроило непосредственным исполнителям грозный разнос. Сотрудники милиции буквально прочесывали районы возможного появления Япончика. На его явочных квартирах устроили засады. Теперь его можно было без колебаний брать. За ним тянулся целый шлейф преступлений: разбой, хранение и использование оружия, сопротивление милиции аж со стрельбой — по тем временам большая редкость и чрезвычайная наглость. Любой суд без проволочек за подобные деяния вкатал бы ему достаточно приличный срок. Но вкатывать срок было некому, преступник исчез.

Поиски Япончика продолжались более полугода. Все безрезультатно. И вдруг он заявился в милицию сам. Нет, не сдаваться пришел на милость победителю, а продолжать поединок дальше. Как оказалось, это время он потратил на подготовку алиби. На руки правосудия был предоставлен материал, что преступник вовсе не он, а коварный администратор, который «кинул» приятеля Иванькова при покупке автомашины.

Эту версию подтверждали сразу несколько человек, в том числе давняя пассия Япончика — Каля Никифорова, авторитетная в уголовном мире цеховичка. Она отбывала наказание за торговые и валютные махинации, но даже из зоны дала свои свидетельские показания. Это отчасти и сбивало с толку, ведь встретиться и все обговорить они не могли.

Кроме того, суду предстояло, прежде чем выносить приговор, разобраться с жалобой Иванькова по поводу здоровья. Его направили на судебно-медицинскую экспертизу. Авторитетная комиссия признала подследственного Иванькова душевнобольным, инвалидом второй группы. Подсуетился и адвокат, который умело строил защиту. Он добился того, что статья 146 (разбой) отпала. Кстати, адвокатом Иванькова на этом процессе был Генрих Падва. По поводу своих действий, на которые отдельные круги реагировали крайне резко — как можно защищать такого отпетого преступника, в одном из газетных интервью той поры он сказал следующее:

"Адвокат освобожден от обязанности ставить вопрос: виновен или нет? Даже для себя. Например, проведем параллель с врачом. Хирургу на операционный стол привезли пациента явно уголовного вида: весь в наколках, что ни слово — мат. Разве он откажется прооперировать такого больного или сошьет кое-как?

Если адвокат будет внутренним судьей, какой из него получится защитник? Я профессионал и должен искать смягчающие ответственность или оправдывающие обвиняемого обстоятельства".

Характеризуя Вячеслава Иванькова как личность, Генрих Падва, который за время процесса, затянувшегося не на один месяц (что тоже было большой редкостью того времени), хорошо изучил своего подзащитного и в другом выступлении в средствах массовой информации заявил:

"Слава Япончик — человек несгибаемой воли. Сломать его практически невозможно. Я спросил его при первой встрече: "Вы признаетесь?" И как думаете, что он мне ответил?

"Нет. Пусть даже меня подвесят на крючьях вниз головой". Это была не пустая бравада".

В своей речи в суде адвокат Япончика был еще более красноречив. Он четко разложил все по полочкам именно с тех позиций, как это было выгодно его подзащитному:

"Да, Иваньков наказывал людей, но он требовал долг. Допускаю формулировку его действий такую — самоуправное выколачивание долга, пусть незаконными методами. Безнравственно называть разбойником того, кто берет свое. С точки зрения высокой справедливости, правоохранительные органы должны бороться не с Япончиком, а с теми, кто не соглашался вернуть задолженность добровольно…"

Стоит сказать и о том, что в суде не подтвердилось за Иваньковым хранение и применение оружия. Как выяснилось, оперативникам не удалось найти на месте перестрелки гильзы. Тут не обошлось без прокола со стороны следствия, как и при попытке задержания, когда операция была проведена неграмотно.

В результате за Япончиком осталось обвинение лишь по одной легкой статье, где наказание не превышало трех лет. Теперь лишним балластом становилось заключение о его душевном недуге. Для милиции, которой он достаточно крепко насолил, это было козырной картой. Разыгрывая ее, Иванькова можно было держать в больнице достаточно долго. Таким образом, давшаяся с таким трудом победа оборачивалась чуть ли не поражением. Это было не в характере Япончика. Он написал заявление о своей симуляции душевной болезни.

Из документов МВД СССР: В ходе следствия с 10 декабря 1976 года по 7 февраля 1977 года Иваньков находился на стационарной судебно-психиатрической экспертизе в институте имени Сербского. Обследовавшая его комиссия пришла к заключению, что он страдает хроническим психическим заболеванием в форме шизофрении, невменяем в отношении инкриминируемых ему деяний, нуждается в направлении на принудительное лечение в психиатрическую больницу специального типа…

С 15 июля 1977 года по 3 октября 1978 года Иваньков находился в специальной психиатрической больнице отдела исправительных учреждений УВД Смоленского облисполкома. Выписан после повторной экспертизы, которая признала его полностью здоровым. Она проводилась после его заявления о симуляции обострения болезни. По выходу из больницы «Япончик» нигде не работает, проживает в г. Москве без прописки…

Читая дальше между строк старых милицейских отчетов, можно найти еще много интересных деталей. Например, искусство смены диагнозов объяснялось отчасти тем, что хорошая подруга Япончика работала в клинике нервных болезней имени Сеченова. Она могла запросто поделиться медицинскими познаниями в области неврозов. Кстати, существует негласное правило, по которому «вор» должен уметь "косить под дурака" или отлично симулировать любое иное заболевание, обеспечивающее снисхождение правосудия. Этому специально учат. На это натаскивают. Ради этого подделываются и подтасовываются документы об ушибах головой, о тяжелом детстве, о травмах в юности. От всего этого в нужный момент можно отказаться и с такой же легкостью вытащить на свет, когда того потребуют обстоятельства. Стоит подчеркнуть и то, что деньги вполне могут обеспечить и хвори, и выздоровления. Подвластна им и свобода.

На этом процессе Япончик показал себя во всем блеске и силе. Это почувствовали представители правоохранительных органов. На криминальном небосклоне вспыхнула новая яркая звезда. На излучаемый ею свет стали ориентироваться другие. О способностях Япончика красиво провести «разгон», операцию по выбиванию долгов, а затем уйти от ответственности, стали слагать легенды. Для уголовной молодежи он стал кумиром. Так Япончик прослыл высококлассным мастером «разгона».

ГАДКИЙ УТЕНОК

Детство и юность Славы Иванькова вряд ли можно назвать счастливыми. Ему не улыбнулось семейное благополучие. Отец часто прикладывался к горячительным напиткам. Как значилось в соответствующих документах вытрезвителей, Иваньков К. "регулярно злоупотреблял алкогольными напитками, лечился в психиатрических больницах". В начале пятидесятых он и вовсе оставил семью.

Мать тоже можно считать «выдающейся» личностью. Она отличалась высокой мнительностью, была чрезмерно брезглива и до скандальности аккуратна. Могла без причины на то по нескольку раз перестирывать свои вещи, проглаживала утюгом денежные купюры, чтобы не заразиться через них какой-либо болезнью.

Безусловно, все это не могло не отразиться на только складывающемся и формирующемся характере мальчика. Слава рос физически ослабленным, болезненным. Вряд ли стоит перечислять все перенесенные им заболевания. Врачи определяли у него даже расширение сердца, затемнение легких. Мальчика отправляли на лечение в детские больницы и санатории. Наблюдавшие за ним специалисты в своих отчетах указывали, что ребенок отличается замкнутостью, робостью, не имеет друзей.

В школу Слава пошел с семи лет. В младших классах учился удовлетворительно. Интереса к занятиям и отдельным предметам не проявлял. К двенадцати годам его успеваемость в школе и вовсе снизилась. Он дублировал пятый класс. И дальше, можно сказать, больше коридорами дошел к своему шестнадцатилетию до окончания восьмилетки.