Изменить стиль страницы

Глава 17

В комнату сэра Конси входит Мак-Орниш, еще более круглый, более розовый и более любезный, чем всегда.

Когда он замечает меня, его лицо освещается счастливой улыбкой.

– Я думал, вы вернулись во Францию, дорогой мистер СанАнтонио.

– Я сгонял туда-обратно, мой добрый друг. Шотландия похожа на ее виски: если раз попробовал, уже не забудешь...

Говоря, я подхожу к толстяку и в тот момент, когда он менее всего этого ожидает, произвожу. захват. Мак-Орниш оказывается на полу с заломленной за спину рукой и, болтая своими короткими ножками, отчаянно вопит:

– Да что на вас нашло! Какая неудачная шутка! Господа, что это такое?

– Заткнись! – говорю я по-английски. Одновременно я ощупываю карманы директора. В них только бумажник и деньги.

– Это нападение. О господи! – возмущается толстяк.

– Куда вы дели свой револьвер? – спрашиваю я, отвесив ему удар ребром ладони по физиономии.

– У меня нет никакого револьвера! – стонет он.

– Пузырь надутый! На ужине он у вас был!

Он садится на пол, достает платок и вытирает лоб.

– Это правда, – признает он, не особо смущаясь, – но на следующий же день я отнес его шерифу.

– Простите?

Его пухлая физиономия становится фиолетовой от волнения. Он смотрит на Сан-А, на сэра Конси и его друга.

– Ну да. Я нашел этот револьвер во дворе завода и сунул в карман, потому что такие предметы лучше не оставлять на дороге, тем более он был заряжен. На следующий день я отнес его в полицию. Если не верите мне, можете сходить туда и убедиться.

Он со стонами поднимается на ноги.

– Что за манеры, – протестует он. – Обращаться со мной как с каким-нибудь бандитом! Джентльмены, вы потеряли голову или пьяны? А этот телефонный звонок посреди ночи? Гм!

Он сильно возмущен. Его история с пушкой кажется мне правдоподобной. Итак, у меня стало еще одним подозреваемым меньше.

Тогда я открываю ему, кто я такой и зачем приехал сюда. Он не может прийти в себя.

– Леди Мак-Геррел замешана в торговле наркотиками! Даже не думайте об этом!

– Леди Мак-Геррел умерла двадцать пять месяцев назад, джентльмены, и не от закупорки кишечника.

Восклицания, изумление.

– Объяснения позднее, – останавливаю я их. – Мак-Орниш, у вас есть ключи от завода?

– Естественно!

– Тогда поехали туда!

– Что?

– Быстро!

Сказано – сделано. Мак-Орниш, двое парней в смокингах и я, единственный и всегда любимый сын Фелиси, садимся в мою катафалкообразную «бентли».

По дороге я забрасываю директора вопросами. Он дает удовлетворительные ответы, которые меня просвещают. Например, я узнаю, что по бутылкам разливают один бак в день и иногда по приказу миссис Дафны дневную продукцию увозит грузовик, который якобы доставляет ее друзьям старой леди (чему я охотно верю).

– Старая пройдоха была в курсе розлива скотча из баков по бутылкам?

– Каждый вечер миссис Мак-Геррел указывает мне, из какого бака следует завтра разливать виски. Я всегда считал это старческим маразмом.

Странный маразм! Это просто-напросто ключ к разгадке подпольного бизнеса. Ночью Синтия или другой сообщник высыпал героин в указанный бак. За ночь наркотик растворялся, а на следующий день виски с приправой, разлитое по бутылкам, забирали другие сообщники, которые посылали его потребителям. Однажды произошла ошибка и месье Оливьери получил ящик виски с наркотиками. Роковая ошибка (роковая главным образом дли Оливьери) и позволила раскрыть всю хитрость.

– Почему вы хотите осмотреть завод в такой час? – беспокоится Мак-Орниш.

В такой час! Сколько раз я слышал это возражение! С ума сойти, как люди беспокоятся о времени!

– Я хочу не осматривать завод, а только заглянуть в подвал.

Мы направляемся туда спортивным шагом. Под ошеломленными взглядами моих спутников иду прямо к баку с трупом. Возле него огромная лужа.

Я залезаю на него и издаю крик отчаяния.

Мою дырку заделали. Поверх нее теперь набит деревянный диск. Я просекаю все в одну секунду. Эти гады схватили Берю, убили его, как того типа, и решили, что они составят друг Другу компанию. Проклятье! Три раза проклятье! Мой бедный Берю! Придя открывать бак, они увидели, что я выпилил дырку в крышке...

– Быстро! Клещи, долото, молоток!

Господа в смокингах протягивают мне инструменты. Это зрелище я никогда не забуду.

Я срываю деревянный диск, потом крышку. Мои предчувствия оправдываются. Вместо одного в виски плавают два трупа: человека с кобурой и Берюрье.

Я кричу остальным, чтобы они помогли мне. Ударами кувалды мы разбиваем верх бака. Я беру Берюрье за одну руку, сэр Конси за другую. Мы вынимаем его из этого странного саркофага и кладем на пол.

По моим щекам бегут слезы.

Мой храбрый, мой верный Берю! Умер утопленный! Правда, в виски, но все равно утопленный! Значит, конец его словесным ляпам, его ругани, его обжорству и бесценным замечаниям?

И вдруг сквозь застилающий глаза туман я вижу, как огромная мокрая масса шевелится, а пьяный голос затягивает песню: «Чешите шерсть, мы же матрасники». Да, это Берю...

«Мы матрасники, братцы, мы матрасники». Я не знаю автора этого шедевра французского фольклора, но будь он благословен за ту радость, что доставил мне своей песней!

Закутанный в. одеяло и удобно лежащий на диване в кабинете Мак-Орниша, Толстяк щелкает зубами. Его тошнит, и он периодически пачкает пол. Бедняга проглотил, должно быть, не меньше двух литров скотча!

– Что с тобой случилось? – спрашиваю я. Его снизу доверху сотрясает дрожь, и он смотрит на меня налитыми кровью глазами.

– А, ты вернулся, комиссар хренов! – булькает он. – Не слишком... ик!.. быстро. Слушай, я... ик!.. тебе скажу одну вещь. Нельзя зарекаться на будущее, но... ик!.. я больше никогда не буду пить виски! Какая же это гадость! Ик...

– Ну, мой бледнолицый брат, приди в себя и рассказывай!

Он разглядывает моих спутников.

– Какого хрена тут надо... ик!.. этим типам? И чЕ они на меня пялятся, как... ик!

– Они помогли мне вытащить тебя из бака. Ты чуть не утонул, Берюрье! В это невозможно поверить! Давай объясни!

– У вас не найдется немного воды? – бормочет он. Я знаю, что мы живем в эпоху сенсаций, но все-таки услышать, как Толстяк просит воды, это огромное потрясение. Ему приносят стакан воды, и, к моему огромному облегчению, он выливает ее себе на затылок.