Это было заметно по его чуть дрогнувшим векам, когда он услышал мой ответ. Но отношение его ко мне не изменилось. По крайней мере, мне показалось, что он даже более тепло повторил свое приглашение поужинать. Потом он взял меня под руку и повел к двери со светящейся вывеской "Митропа".

- Спасибо,- прошептал я.

- Спасибо будете говорить потом,- смеясь, ответил он.

- Я не об этом, не об ужине...

- А o чем? Ах, да... Ну, пойдемте, пойдемте...

Он толкнул стеклянную дверь и вошел в зал.

Почему-то заколебавшись, я остановился перед дверью и посмотрел на платформу. Дождь сыпал.

Мокрый асфальт блестел, как начищенные ботинки. На платформе одиноко светился газетный киоск, да где-то в темноте высоко, как луна в небе, висел циферблат больших станционных часов. Было без четверти семь. Прошло всего полчаса с тех пор, как ушел поезд, надежды на мое маленькое благополучие. Жизнь могла несколько раз оборваться за эти полчаса.

Вы знаете, жизнь ужасно непостоянная штука.

Раз-два, чик-чик и все. Смерть гораздо постояннее. Если уж возьмет...

- Пойдемте,- прикоснулся к моему плечу незнакомец.

Я вздрогнул.

- Что?

- Пойдемте.

- Прошло всего полчаса...

- Да, всего полчаса,- ответил он.- А сколько же вы думали?

- Не знаю. Мне показалось, что целая вечность...

Мы оба подняли головы. Высоко в черном небе светились часы...

2. МНЕ БЫЛ НЕОБХОДИМ ОБЪЕКТ...

(рассказывает, профессор Оттокар Шипдхелъм)

Вам интересно, как я встретился с господином Никифоровым? О, это обыкновенная история.

В сущности, если бы я не встретил господина Никифорова, то, вероятно, нашел был кого-то другого. Господин Никифоров подходил для этих целей лучше всего: ослабленная воля, готовность ко всему, даже к самому худшему. Цинично?

Если хотите, да. Но, после того, сколько я работал, сколько искал, почти нашел и... Я скажу, не хвастая, кроме меня еще никто не покушался так глубоко на человеческую природу. Создать искусственное чувство - чувство времени. Что?

Вы говорите, что человек ощущает время. Не буду спорить, если "гомо сапиенс" видит смену дня вечером, а вечера ночью, то он не путает день с ночью. На то он и "сапиенс" - разумный.

Но знаете ли вы, что в полярных областях младенцы в условиях незаходящего солнца путают день с ночью, то есть то условное время, которое мы устанавливаем по часам. С трудом удается приучить этих малюток к привычному для взрослых режиму, то есть несколько изменить установившийся ритм их жизни.

Все же человек не ощущает время так четко, как свет, тепло, вкус, запах...

Жизнь человека, я имею в виду биологическую жизнь, подчиняется определенному ритму. Сердце бьется в определенном ритме. Иногда немного чаще, иногда немного реже. Человек дышит, ест, переваривает пищу, спит. Все это чередуется в определенном порядке. Моргать глазами человек должен через некоторые промежутки времени. Даже во сне. Что? Вы не знали, что человек моргает во сне? Понаблюдайте за спящим. Да, да.

Процессы, протекающие в мозгу, тоже имеют определенную частоту -10 герц. Это так называемый альфа-ритм. Кстати, о мозге.

Знаете ли вы, что мы используем наш мозг очень нерационально, что если "мощность" мозга использовалась хотя бы на десять процентов, то человек мог бы выучить наизусть все 12 томов новой энциклопедии. Вообще, мозг - это такая машина, такая машина...

Извините, вам, вероятно, неинтересно. Мозг - это моя слабость.

Именно вот эта большая "емкость" нашего мозга и помогла мне выработать "рефлекс времени", разбудить шестое чувство, а может быть, и создать его вновь.

Я, наверное, утомил вас своими сказками о мозге и времени. А вас, видимо, интересует больше дело господина Никифорова, но ведь вопрос о Никифорове нельзя отрывать от опытов "по "рефлексу времени". Расскажу вам о том, как мы встретились с Никифоровым.

Тринадцатого ноября... Для меня число тринадцать счастливое, но для господина Никифорова...

Впрочем, и для него тринадцатое не .было несчастным. Итак, тринадцатого ноября я должен был ехать в Бауэрсберг. Один из друзей сказал, что там я смогу найти себе пациента. Мне в то время необходим был пациент, вернее, объект для опытов по выработке "рефлекса времени".

Я убедился, что никакого вреда для здоровья ни белым мышам, ни свинкам, ни кроликам, ни шимпанзе опыт не приносит. Но даже шимпанзе не мог мне сказать, чувствует ли он течение времени. Мне нужен был человек. Я искал объект всюду, но сотрудники относились к опытам довольно холодно, скептически. У меня даже была мысль подвергнуться опыту самому. Но здесь имелась другая трудность: за течением опыта я должен был обязательно следить объективным взглядом экспериментатора, не примешивая никаких субъективных факторов. Смог бы я сделать все это над собой? Вряд ли. Поэтому-то я и оказался на вокзале, но случайно (у меня отстали часы) опоздал на бауэрсбергский поезд.

Я сидел на скамейке под навесом и ожидал поезда. Шел противный осенний дождь. Было сыро, но я, погруженный в свои мысли, не замечал ничего. "Нужно скорее заканчивать исследование, -думал я.- Иначе можно остаться без денег, с незаконченными опытами, с несбывшимися надеждами". Мне было очень жаль, что все те люди, с которыми я работал уже много лет подряд, на этот раз не особенно доверяют мне, не верят в успех работы, вообще в необходимость всего этого дела. Но, послушайте, эти опыты имели колоссальное значение как в философском аспекте, так и с точки зрения биологии, физиологии, кибернетики и, конечно, с практической стороны- ведь люди могли обходиться без капризного, ненадежного, зависящего от тысячи различных факторов механизма, называемого часами. Нужно было только использовать естественный ритм жизни организма и с помощью колоссального резерва емкости, которым обладает человеческий мозг, выработать у человека рефлекс времени, "установить стрелки" в этих живых часах и все. Опыты застряли на стадии "установки стрелок". Для этого нужен был объект иссле: дований.

Итак, я сидел на скамейке под навесом, а на краю платформы прямо под дождем стоял какой-то странный человек. Он покачивался, иногда чуть не падал назад.