Да, я был прав. Если человек возвращается к себе домой, ему нет нужды пробовать несколько ключей, разве что в случае, когда он в стельку нализался.

Я бесшумно поднимаюсь и встаю за дверью. Мне очень хочется сказать «ку-ку» в спину входящему. Застав его врасплох, я получу значительное преимущество... А кроме того, излечу его от икоты, если она у него есть.

Наконец дверь открывается. Я слышу шорох. Дверь закрывается, кто-то осторожно входит в комнату. Вижу массивную спину под непромокаемым плащом. Здание венчает круглая шляпа. Парень, которого я упорно разыскивал весь день, стоит передо мной, приведенный сюда своей судьбой.

По моей спине пробегает довольная дрожь.

Вошедший окидывает комнату подозрительным взглядом точно так же, как совсем недавно делал я. Он здесь с той же целью, что и я. Вот только он знает, что ищет... Правда, я это тоже знаю... теперь! Он хочет получить брильянты. В чемоданах Ван Борена он их не нашел, а потому...

А потому он пришел к любовнику его жены. Странная идея? Я не вижу другой связи между прыгуном в лифтовую шахту и гигантом секса, если не считать адюльтера, конечно.

Можно ли сделать из этого вывод, что Ван Борен был связан с юным валетом, развлекавшим его половину?

В этом случае Рибенс очень даже мог быть в курсе деятельности рогоносца... Но сейчас не время задавать себе вопросы, потому что у меня есть более срочные дела.

– Вы что-то потеряли? – спрашиваю я вошедшего любезным тоном.

Эффект такой же, как если бы парень сел на оголенный провод под высоким напряжением! Он вздрагивает и оборачивается. Служащий отеля был прав: у этого типа странный взгляд. Представьте себе глаза, черные посередине и окруженные голубоватым кругом. Этот двухцветный взгляд очень неудобен, особенно когда смотришь ему в глаза. Над тонкими губами у него действительно светлые усы.

Он сразу замечает мой шпалер, потом его странный взгляд останавливается на мне.

– Кто вы такой? – спрашивает тип резким, немного гортанным голосом.

– Именно этот вопрос я собирался задать вам, дорогой месье...

Тонкой улыбке не удается сделать его жестокое лицо веселее.

– Я друг Рибенса, – говорит он.

– Серьезно?

– Доказательство – вот ключи...

– И зачем вы сюда пришли? – спрашиваю я.

– Это мое дело.

Я, наверное, бледнею и чувствую, что у меня сжимаются ноздри. Не люблю типов, строящих из себя героев, когда я держу их на прицеле.

Я делюсь с ним моим недовольством.

– Имея в руке такую пушку, – говорю, – можно надеяться на другие ответы.

– Вы так считаете?

– Я в этом абсолютно уверен.

– И что же дает вам право задавать вопросы?

– Тот же инструмент, который позволяет надеяться на ответы.

Я немного поднимаю пушку.

– Видите, – говорю, – он черный, а это цвет траура. На вашем месте я бы отвечал любезнее.

– Вы не на моем месте!

– К счастью, потому что в этом случае был бы не особенно уверен в своем будущем.

– Вы по природе пессимист?

– Нет, но я себя знаю и представляю себе, какой может быть реакция людей, интересующих меня. Понимаете?

– Понимаю! – твердым тоном отвечает он.

– Вы были и другом Ван Борена тоже? – спрашиваю я. Он немного мрачнеет, и светлый круг его глаз становится шире.

– Я не знаю, о ком вы говорите...

– Вы страдаете амнезией?

– То есть?

Он ждет. Он осторожен и, видимо, всегда тщательно думает, прежде чем говорить.

– То и есть, что, прежде чем проникнуть в квартиру Рибенса, вы проникли в номер Ван Борена и забрали его вещи. Ваш друг Джеф так высоко ценил культ дружбы, что сумел позвонить в отель и предупредить о вашем приезде, хотя в этот момент был мертв, как баранье рагу.

Я начинаю читать его мысли. Тип с двухцветными глазами сейчас говорит себе, что я чертовски много о нем знаю, и это его беспокоит, несмотря на уверенность в себе. Он смелый парень, это заметно по его лицу. Он явно не боится и угроз, и машинок вроде той, которой я размахиваю...

– Ну и что? – спрашивает он.

– Вы обыскали багаж Ван Борена, – отвечаю я, – но не нашли того, что искали... Я знаю, что вы ищете и где это находится.

Он вдруг начинает проявлять ко мне большой интерес.

– Да?

– Да.

Между нами устанавливается тишина, нарушаемая, правда совсем немного, какой-то девицей, орущей где-то в доме.

Он становится почти торжественно серьезным.

– Кто вы такой? – снова спрашивает он.

Я пытаюсь ослепить его философской тирадой:

– Разве кто-то из нас знает, кто он такой? Разве мы можем быть уверены, что вообще существуем? Только не называйте меня после этого тупицей, а то получите по зубам.

Он морщится.

– Я думаю, нам следовало бы поговорить о менее отвлеченных, но более полезных вещах.

И он обеими ногами перепрыгивает на другую тему:

– Так что же вы делаете здесь, если знаете, где находится «это»?

– Вы не единственный друг Рибенса. Тут он заводится.

– Послушайте, – говорит он, – вы меня жутко раздражаете. Терпеть не могу зря терять время. Или убейте меня, или отпустите. Если, конечно, вы не предпочитаете поговорить серьезно.

– Ладно, давайте поговорим.

– Согласен.

– Какое отношение вы имеете к Ван Борену? Он пожимает плечами.

– Мы опять зря теряем время.

– Это ваше мнение, а не мое!

– Всегда зря теряешь время, когда говоришь один. Прошлое – вещь мертвая... Вопрос стоит так: вы утверждаете, что обладаете... этим предметом. Вы намерены мне его уступить? Если да, за сколько? Все остальное – пустые слова...

Я никогда не видел такого твердого типа. Даже при моем преимуществе он продолжает контролировать ситуацию. Крепкий орешек. Снимаю шляпу!

Я бы охотно сыграл с ним в открытую игру, но при нынешнем положении вещей это невозможно. Единственный способ действовать – это допросить его. Потому-то я и предпочитаю его убедить, что камушки у меня.

Я принимаю хитрый вид театрального проходимца.

– Сколько вы мне предлагаете?

– Я ничего не могу вам предложить, – отвечает он. – У меня нет полномочий делать это... Мне нужно спросить совет у руководства. Если вы сообщите мне о своих намерениях, дела пошли бы быстрее.