Шагал он в желтых шлепанцах со всей своей охраной.
Эта баллада имеет неоценимое значение для археологов, ибо она показывает, сколь многие из наших нынешних обычаев существовали уже девятьсот лет назад (так прочно англичане привязаны к своим традициям!), а также свидетельствует, что некоторые из шуток, которые называют остротами и так часто преподносят как нечто новое, существовали уже в древности; далее в ней с точностью, вызывающей зевоту, воспроизводится разговор между Свеном и послом. Тон разговора резок, ибо посол принес повелителю датчан решительное требование короля Этельреда покинуть пределы его королевства.
"Уехать мне, - так Свен сказал, - нельзя: течет мой бот".
Герольд в ответ: "Перевезет тебя английский флот".
"Я не желаю уезжать", - упрямо молвил тот {*}.
{* Перевод Э. Линецкой.}
Тогда Свен в гневе оскорбляет короля Англии в самых непочтительных выражениях, говорит, что будет пинать его спину, как футбольный мяч, и оттаскает за нос, уподобив его языку колокола, но потом, опомнившись, отпускает посла, пожаловав ему два с половиной пенса серебром (необычайная щедрость, если вспомнить, как ценились деньги в те времена), и сверх того предлагает ему выпить что душе угодно в гостинице, где он (король Свен) живет. "Что ж, - с чувством восклицает летописец, - он мог выпить, чего хотела душа. Все равно король Свен не уплатил ни гроша". Вот как рисуется чудовищная наглость и жадность этого захватчика и его банды!
Разумеется, за этим следует битва, и захватчик одерживает победу. Этельред бежит во Францию, а почтенного канцлера Уигфрида подвергают ужасающим пыткам, жестокий деспот заставляет его выносить все надругательства, которые (как видно из приведенной выше цитаты) сулил монаршему беглецу, и многие другие. В качестве примера изобретательности этого варвара можно привести такой факт: мученик Уигфрид должен был разыграть комедию правосудия, сидя на мешке из-под шерсти, набитом - душа переворачивается от одной мысли об этом, - да, да, набитом блохами!
Заметим, что бард Храпун, который, до тех пор, пока Свен не победил Этельреда, открыто обличает датчанина, после поражения Этельреда сразу же меняет тон и превозносит нового господина до небес. Когда Свен умирает, он исполнен скорби, - однако в следующей строфе утешается; восшествием на престол его сына Канута.
Храпун подробно повествует о правлении и деяниях Канута - о его победах в заморских странах и великом сражении, в котором ни одной стороне не удалось взять верх, между ним и Эдмундом Железнобоким, о чьих притязаниях бард, видимо, не решается говорить, - однако, по смерти Эдмунда, которая постигла его поразительным образом, весьма кстати, примерно через месяц после того, как они с Канутом оба пошли на уступки в споре из-за престола (они договорились, что престол достанется тому, кто переживет другого), Храпун громко и открыто начинает воспевать Канута и в то же время дает понять, что, по его убеждению, Железнобокого сейчас поджаривают в определенном месте.
А потом, описав все победы короля Канута в сражениях - в одном из которых знаменитый Годвин (он, кажется, женился потом на Мэри Уоллстонкрафт) показал, что такое английская доблесть, - и, перечислив все убийства, предательства, узурпации, которые соверпгал великий монарх, бард доходит до знаменитого места в своем повествовании, известного всем мальчикам, и я с охотой покажу вам копию англо-саксонского рисунка, который можно увидеть только в рукописи и который до сего дня никто не знал.
Мисс Тиклтоби пускает рисунок по рукам, и все передают его друг другу с огромным волнением, а когда это волнение утихает, лектор читает по той же рукописи стихи XXVII-XXVIII из "Песни о короле Капуте" {Эти стихи переведены с величайшей точностью с англо-саксонского языка талантливым Адольфусом Симко, эсквайром, автором "Проклятия" и "Вампира", редактором "Дамской лютни" и проч.}
Король Канут
Духом смутен, вышел к морю погулять король Канут.
Много лет он бился, дрался, резал, грабил мирный люд,
А сейчас воспоминанья короля, как псы, грызут.
Справа от него епископ, слева канцлер, прям и горд,
Сзади пэры, камергеры, шествует за лордом лорд,
Адъютанты, капелланы, и пажи, и весь эскорт.
То тревогу, то веселье отражают их черты:
Чуть король гримасу скорчит - все кривят проворно рты,
Улыбнется - и от смеху надрывают животы.
На челе Канута нынче мрачных дум лежит печать:
Внемля песням менестрелей, соизволил он скучать,
На вопросы королевы крикнул строго: "Замолчать!"
Шепчет канцлер: "Государь мой, не таись от верных слуг:
Что владыке повредило - бок бараний иль индюк?"
"Чушь! - звучит ответ гневливый. - Не в желудке мой недуг.
Разве ты не видишь, дурень, в сердце мне недуг проник.
Ты подумай только, сколько дел у нас, земных владык!
Я устал". - "Скорее кресло!" - крикнул кто-то в тот же миг.
Два лакея здоровенных побежали во весь дух,
Принесли большое кресло, и Канут, сказавши "Ух!",
Томно сел - а кресло было мягко, как лебяжий пух.
Говорит король: "Бесстрашно на врагов я шел войной,
Одолел их всех - так кто же может вровень стать со мной?"
И вельможи вторят: "Кто же может вровень стать с тобой?"
"Только прок ли в славе бранной, если стар и болен я,
Если сыновья Канута, словно стая воронья,
Ждут Канутовой кончины, нетерпенья не тая?
В грудь вонзилось угрызенье, мне его не превозмочь,
Безобразные виденья пляшут вкруг меня всю ночь,
Дьявольское наважденье и заря не гонит прочь.
Лижет пламя божьи храмы, дым пожаров небо скрыл,
Вдовы плачут, девы стонут, дети бродят средь могил..."
"Слишком совестлив владыка! - тут епископ возгласил.
Для чего дела былые из забвенья вызывать?
Тот, кто щедр к святейшей церкви, может мирно почивать:
Все грехи ему прощает наша благостная мать.
Милостью твоей, монахи без забот проводят дни;
Небу и тебе возносят славословия они.
Ты и смерть? Вот, право, ересь! Мысль бесовскую гони!"
"Нет! - Канут в ответ. - Я чую - близок мой последний час".