– Он, наверно, дожидается здесь, чтобы отвести в конюшню лошадь мистера Хардейла, – заметил Соломон.

– Угадали, сэр, – отозвался Джон Уиллет. – Сами знаете, он не часто заходит в дом. Ему с лошадьми вольготнее, чем с людьми. Он и сам, по-моему, не лучше животного.

И Джон выразительно пожал плечами, как бы говоря: «Что поделаешь, не всем же быть такими, как мы», после чего, в глубоком сознании своего превосходства над обыкновенными смертными, сунул в рот трубку и закурил.

– Этот парень, сэр, – начал он через некоторое время, вынув трубку изо рта и указывая чубуком на Хью, – не лишен способностей, но они у него где-то глубоко скрыты и, если можно так выразиться, закупорены…

– Превосходно сказано! – вставил Паркс, кивая головой. – Очень удачное выражение, Джонни. Вы сегодня в ударе, я вижу, и кому-нибудь от вас здорово достанется.

– Смотрите, как бы не досталось вам первому, сэр, отрезал мистер Уиллет, ничуть не польщенный комплиментом. – И достанется непременно, если будете перебивать меня… Так я хотел сказать, что у этого парня, хоть он не лишен способностей, глубоко скрытых и закупоренных, не больше смекалки, чем у Барнеби. А почему это так?

Три друга переглянулись и покачали головами, как бы говоря: «Замечаете, какой у нашего Джона философский ум?»

– Почему это так? – продолжал Джон, свободной рукой тихонько постукивая по столу. – Да потому, что способности его не развивали, когда он был еще ребенком. Да. Кто бы мы были, если бы наши отцы не откупорили в нас наших способностей? Что выросло бы из моего Джо, если бы я не развил в нем его способностей? Вы согласны со мной, джентльмены?

– Ну, конечно, согласны! – воскликнул Паркс. – Говорите, говорите, Джон, все это очень поучительно.

– Следовательно, – продолжал мистер Уиллет, – этот парень… надо вам сказать, что, когда он был еще мальчишкой, мать его повесили вместе с шестью другими мошенниками за то, что они сбывали фальшивые банковые билеты, и очень утешительно, что каждые полтора месяца людей вешают целыми партиями за эти и тому подобные провинности, – да, утешительно, потому что это доказывает бдительность нашего правительства… Так вот парнишка остался без призора, и чего только не приходилось ему делать, чтобы заработать несколько пенсов на хлеб, он пас коров, разгонял птиц в фруктовых садах и все такое… А позднее его приставили к лошадям, и он стал ночевать уже на сеновалах или в конюшнях на соломе, вместо того чтобы валяться под стогами или заборами. В конце концов он нанялся конюхом в «Майское Древо» за харчи и маленькое жалованье. Он неграмотен, он всегда имел дело только со скотом и жил, как скот, поэтому он и сам – не более как животное. И значит, тут мистер Уиллет дошел, наконец, до логического заключения, – с ним и обращаться следует, как с животным.

– А что, Уиллет, – сказал Соломон Дэйзи, несколько раздраженный вторжением такой ничтожной темы в их интересный разговор, – когда мистер Честер приехал утром, он сам пожелал, чтобы ему отвели большую комнату? – Он заявил, что ему нужна большая комната. Да, сэр, так он заявил. – Ну, тогда я знаю, в чем дело, – торжественным шепотом сказал Соломон. – Они с мистером Хардейлом будут в той комнате драться на дуэли.

Услышав столь потрясающее предположение, все посмотрели на Уиллета. А мистер Уиллет смотрел в огонь, взвешивая в уме все возможные последствия такого события в его гостинице.

– Гм… Не знаю… Впрочем, я хорошо помню, что, когда я заходил к нему в последний раз, он переставил свечи на камин, – сказал он, помолчав.

– Ну, что я вам говорил? – обрадовался Соломон. Это так же очевидно, как то, что у Паркса есть нос (тут мистер Паркс, у которого был большой нос, потер его, явно приняв это замечание за обидный намек). – Они будут драться в комнате наверху. Кто читает газеты, тот знает, что теперь знатные господа сплошь и рядом дерутся в кофейнях, без секундантов. Да, один из двух будет сегодня ранен, а может, и убит в этом доме!

– Так вы думаете, что Барнеби носил в Уоррен вызов? – спросил Джон.

– Держу пари на целую гинею, что в письме был вызов и клочок бумаги с указанием размеров шпаги, ответил Соломон. – Характер мистера Хардейла нам известен. И вспомните слова Барнеби насчет того, какое у него было лицо, когда он читал письмо, – вы сами нам это рассказали. Можете не сомневаться, что я прав. Так что будьте начеку!

Никогда еще «флип» не имел такого чудесного вкуса, а табак, обыкновенный английский табак, – такого аромата. Дуэль в большой комнате наверху, и лучшая в доме кровать, заказанная заранее для раненого!

– Интересно, какая будет дуэль, на шпагах или пистолетах? – сказал Джон.

– Бог их знает. Может, и на тех и на других, отозвался Соломон. – Все знатные господа носят шпаги, а очень возможно, что у них и пистолеты в карманах, наверняка даже! Будут стреляться, а если промахнутся, то вытащат шпаги из ножен и начнут ими работать вовсю. Мистер Уиллет насупился было при мысли о разбитых окнах и испорченной мебели, но, рассудив, что один-то из дуэлянтов во всяком случае останется в живых и возместит ему убытки, он опять повеселел.

– А потом, – продолжал Соломон, поглядывая то на одного, то на другого, – потом на полу останется пятно, которое ничем не выведешь. Если победителем окажется мистер Хардейл, пятно будет прочное, не сомневайтесь, а если мистера Хардейла одолеют, то оно будет еще прочнее пожалуй, потому что живым он не сдастся уж мы-то его знаем.

– Еще бы! – в один голос подтвердили остальные.

– А вывести такое пятно, – продолжал Соломон, никак невозможно, знаете, как старались это сделать в одном известном всем нам доме?

– В Уоррене? – воскликнул Джон. – Неужели?

– Да, именно там. Об этом мало кто знает, хотя в деревне и ходили разные толки… Понимаете, половицу строгали, строгали, – ничего не помогало. Скоблили очень глубоко, но пятно уходило еще глубже. Настлали, наконец, новые половицы, но одно большое пятно прошло насквозь и выступило на прежнем месте. И тогда – слушайте внимательно, придвиньтесь ближе! – мистер Джефри перенес свой кабинет в эту самую комнату и, говорят, всегда садится так, чтобы пятно приходилось у него под ногой. Он долго и много думал и, наконец, решил, что это пятно не исчезнет, пока он не отыщет убийцу.

Как раз когда Соломон окончил свой рассказ и все придвинулись ближе к огню, с дороги в комнату донесся конский топот.

– Это он! – воскликнул Джон и вскочил с места. Хью! Эй, Хью!

Хью проснулся и, сонно пошатываясь, вышел вслед за хозяином. Джон скоро вернулся в комнату, с величайшей предупредительностью (ведь он был арендатором мистера Хардейла) пропуская вперед долгожданного гостя. Тот вошел, звеня шпорами, и, окинув зорким взглядом компанию у камина, приподнял шляпу в ответ на их низкие и почтительные поклоны.

– Уиллет, у вас тут есть приезжий, который посылал ко мне Барнеби. Где он? – сказал он глухо, обычным своим суровым тоном.

– В большой комнате наверху, сэр, – ответил Джон.

– Так проводите меня туда, на лестнице у вас темно. Покойной ночи, джентльмены.

Сделав Джону знак идти вперед, он вышел и стал подниматься по лестнице, а старый Джон светил ему, от волнения спотыкаясь на каждом шагу и старательно освещая все, что угодно, только не дорогу.

– Стойте! – сказал мистер Хардейл, когда они дошли до верхней площадки. – Я сам доложу о себе. Можете идти.

Он вошел и с треском захлопнул за собой дверь. Мистер Уиллет вовсе не собирался стоять тут в одиночестве и подслушивать, тем более что стены были слишком толстые. Он сошел вниз гораздо проворнее, чем поднимался, и подсел к своим приятелям.

Глава двенадцатая

В парадной комнате «Майского Древа» минуту-другую царило молчание. Мистер Хардейл проверил, плотно ли закрыта дверь, и, пройдя через погруженную в полумрак комнату к камину, где экраном отгорожено было теплое и ярко освещенное местечко, без единого слова остановился перед улыбающимся мистером Честером.