Когда я выезжаю на улицу Гамбетта, где-то в Булони часы бьют одиннадцать.

На этот раз не может быть и речи играть в прятки, и я ставлю мою тачку прямо перед домом шестьдесят четыре. Фасад темен. У старого инглиша рано ложатся баиньки.

Нажимаю на кнопку звонка. Внутри дома раздается тоненькое дребезжание.

Жду. Никакого движения, никакого света.

Не собираются же они повторить шутку «Заколдованный дом»?!

Снова жму на звонок, потом считаю до двенадцати. Я всегда считаю, когда хочу обмануть свою нервозность, но в этот раз раздражен так, что до шестидесяти не досчитываю.

Я беру свою отмычку, запатентованную Жюлем Большие Лапы и усовершенствованную Сан-Антонио. Эта игрушка дает мне возможность разговаривать со всеми замками. Открываю ворота... В четыре прыжка пробегаю посыпанную гравием дорожку... Дверь дома оказывается такой же сговорчивой.

– Есть тут кто? – ору я.

Это мой крик в ночи.

Слышу позади себя звук шагов. На крыльце выделяются две тени. Пара. В женщине я узнаю служанку, относившую в конце дня письмо. Мужчина, очевидно, лакей. Они совершенно одеты и выглядят просто обалдевшими, найдя меня здесь.

– Что вам угодно? – спрашивает меня мужчина. Он смотрит по сторонам и, не дождавшись моего ответа, задает второй вопрос:

– Вам открыл Бертран?

– Нет, я сам, – спокойно отвечаю я. – В этом доме все спят... Полагаю, Бертран – это сторож?

– Да.

Он направляется в глубь холла.

– Мы вернулись из кино, – объясняет он. – У нас сегодня выходной...

Я иду за ним. Горничная тоже. Мы идем по дому гуськом, как три утки.

– Где спит Бертран? – спрашиваю я.

– На раскладушке, в кабинете месье.

– Может, он вышел?

– Бертран никогда не выходит по вечерам!

– А босс?

– Господин профессор?

– Да.

– Сегодня вечером он лег рано. В последнее время он очень у стает...

Мы входим в кабинет. Там действительно стоит раскладушка, а на ней дрыхнет Бертран. Это усатый здоровяк, который храпит, как «Констелласьон». Я его трясу, но это все равно что будить столб высоковольтной линии.

Я замечаю возле кровати бутылочку.

– Ваш Бертран надрался! – говорю я паре.

– Он? Не может быть! Он выпивает немного во время болезни, но пьяным я его никогда не видел, – сообщает мужчина.

Я открываю пузырек, подношу к носу и, кроме запаха виноградной водки, чувствую сладковатый запах.

– Его усыпили, – объясняю я. – Где спальня профессора?

– Сюда! – икает горничная, чей испуг усиливается. На этот раз мы бежим. Комната профессора пуста.

Кровать разобрана. Один стул опрокинут, на подушке несколько капель крови.

– Его здесь нет, – замечает слуга, который явно силен в дедукции.

Действительно, изобретателя ракет и след простыл.

– Он вышел, – недоверчиво бормочет служанка.

– Думаю, его скорее похитили, – говорю я ей. Лакей смотрит на меня отсутствующим взглядом.

– Похитили? – блеет он.

– Разуй глазки, малыш!

– Да, – соглашается он, – этот беспорядок...

– Правильно, беспорядок, но не только... Я указываю на роскошную вставную челюсть, плавающую в стакане воды.

– Человек, выходящий прогуляться, не оставляет дома свой прибор для раскалывания орехов.