У входа, с фонарем в руке, стояла молодая женщина в мощном термоизолирующем комбинезоне, к которому она явно не привыкла.

— Привет, мистер Майерсон, — смущенно сказала она. — Вы помните меня? Я выследила вас, потому что чувствую себя ужасно одинокой. Можно войти?

Это была Энн Хоуторн. Он удивленно посмотрел на нее.

— Или вы заняты? Я могу зайти в другой раз. — Она повернулась, собираясь уходить.

— Я вижу Марс поверг вас в шок, — сказал он.

— Конечно это грех, — ответила Энн, — но я действительно уже его ненавижу. Я знаю, что должна научиться терпеливо переносить невзгоды и так далее, но… — Она осветила лучом фонаря песок вокруг барака и дрожащим, отчаянным голосом сказала:

— Сейчас я хочу только одного: найти какой-нибудь способ вернуться на Землю; я не хочу никого обращать в свою веру и ничего не хочу изменять. Я просто хочу выбраться отсюда, — и угрюмо добавила:

— Однако я знаю, что это невозможно. Поэтому я просто решила зайти к вам в гости. Понимаете?

Взяв ее за руку, он помог ей спуститься по трапу, в комнату, которую ему выделили.

— Где остальные? — Она огляделась вокруг.

— Отсутствуют.

— Ушли? — Она приоткрыла дверь и увидела лежащих вокруг набора. — Ах, вот как. А вы к ним не присоединились. — Она закрыла дверь и растерянно наморщила лоб. — Вы меня удивляете. Я себя чувствую так, что охотно бы приняла немного Кэн-Ди. А вы так хорошо переносите реальность по сравнению со мной. Я такая…, неприспособленная.

— Возможно, у меня более определенная цель, чем у вас, — сказал Барни.

— У меня тоже вполне определенные цели. — Энн сняла неудобный комбинезон и села, пока Барни готовил кофе. — В моем бараке — это в миле к северу отсюда — люди тоже отсутствуют, точно таким же способом. Если бы вы знали, что я так близко, вы бы искали меня?

— Наверняка.

Он нашел пластиковые, отвратительно разрисованные чашки и блюдца, поставил их на складной столик и придвинул стулья, тоже складные.

— Может, власть Бога не простирается до Марса, — сказал он. — Может, когда мы покинули Землю…

— Чепуха, — воскликнула Энн, приподнимаясь со стула.

— Я думал, мне удастся вас таким образом разозлить.

— Конечно. Он есть везде. Даже здесь. — Она бросила взгляд на его частично распакованные вещи, на чемоданы и запечатанные коробки. — Вы не слишком много с собой взяли, верно? Большая часть моего багажа еще в пути; он прилетит на автоматическом грузовике.

Она подошла к стопке книг и начала изучать названия.

— «О подражании Христу», — с удивлением прочитала она. — Вы читаете Фому Кемпийского? Это великая и прекрасная книга.

— Я купил ее, — ответил он, — но так и не прочитал.

— А вы пробовали? Могу поспорить, что нет. — Она открыла книгу на первой попавшейся странице и начала читать:

— «Знай, что даже самое малое дарованное Им велико; а самое худшее принимай как особенный дар и знак любви Его». Это могло бы относиться к нашей жизни здесь, на Марсе, правда? Убогая жизнь, замкнутая в этих…, бараках. Хорошее название, не так ли? Почему, Бога ради… — она повернулась, умоляюще глядя на него, — почему не существует какого-то определенного срока, после которого можно вернуться домой?

— Колония, по определению, должна быть чем-то постоянным. — ответил Барни. — Представьте себе остров Роанок.

— Да, — кивнула Энн. — Я об этом думала. Я бы хотела, чтобы Марс стал одним большим островом Роанок и все бы могли вернуться домой.

— Чтобы поджариться на медленном огне.

— Мы можем эволюционировать, как это делают богачи; можно проделать это в массовом масштабе. Она решительно отложила книгу.

— Но я не хочу этого, хитиновой скорлупы и всего остального. Есть ли какой-нибудь выход? Знаете, неохристиане верят, что они путешественники в чужой стране. Странники. Теперь мы действительно странники; Земля перестает быть нашей естественной средой обитания, а этот мир наверняка никогда ею не станет. Мы остались без родины! — Она посмотрела на него, ее ноздри расширились. — У нас нет дома!

— Ну, — неуверенно сказал он, — всегда остаются Кэн-Ди и Чуинг-Зет.

— У вас есть немного?

— Нет.

Она кивнула.

— Значит, вернемся к Фоме Кемпийскому. Однако она не взяла книгу и стояла, опустив голову, погруженная в мрачные мысли.

— Я знаю, что будет дальше, мистер Майерсон. Барни. Мне не удастся никого обратить в неохристианство; вместо этого они обратят меня в веру Кэн-Ди и Чуинг-Зет и тому подобное, что будет здесь в моде, лишь бы оно позволяло убежать от действительности. Как секс. Здесь, на Марсе, очень свободные взаимоотношения, знаешь? Все спят со всеми. Я попробую даже это, собственно говоря, я готова на это уже сейчас… Я просто не могу всего этого вынести. Ты видел, как выглядят здешние окрестности?

— Да.

Однако это не произвело на него столь удручающего впечатления, даже вид запущенных огородов, заброшенного оборудования и больших куч гниющих отбросов. Из учебных фильмов он знал, что окраинные районы всегда так выглядят, даже на Земле; до недавнего времени Аляска выглядела так же, а Антарктида, за исключением курортов, выглядит так до сих пор.

— Эти колонисты в той комнате, со своим набором, — сказала Энн Хоуторн. — А если бы мы забрали у них сейчас Подружку Пэт и разбили ее на кусочки? Что бы с ними стало?

— Продолжали бы смотреть свой сон. После погружения в сон необходимости в наборе уже нет. Почему тебе вдруг этого захотелось?

Он удивился: в этой идее имелся явный привкус садизма, а до сих пор девушка казалась ему неспособной на жестокие поступки.

— Склонность к разрушению, — сказала Энн. — У меня есть желание уничтожить их идолов — Подружку Пэт и Уолта. Мне хочется это сделать, потому что… — она на мгновение замолчала. — Я им завидую. С моей стороны, это не религиозная страсть, а просто обычная, низменная жестокость. Я знаю. Если я не могу к ним присоединиться…

— Можешь. И присоединишься. И я тоже. Однако не сразу. Он подал ей чашку кофе; она задумчиво взяла ее. Без тяжелого комбинезона она казалась необычно худой. Барни заметил, что они с ней одного роста; на каблуках она могла оказаться даже выше. У нее был странный нос. Слегка округлый, он тем не менее не выглядел смешно, но наводил на мысли о Земле, об англосаксонских и норманнских крестьянах, обрабатывающих свой маленькие поля.

Ничего удивительного, что ей так не понравилось на Марсе; ее предки, несомненно, любили старушку Землю, ее вкус и запах, а больше всего — память о минувшем, о созданиях, которые населяли ее и умерли, чтобы обратиться — не в прах, но в плодородную почву. Ну что ж, возможно, ей удастся возделать здесь огород, собрать урожай там, где другим колонистам это не удалось. Странно, что она была столь подавлена. Или вновь прибывшие всегда ведут себя так? Он как-то не испытывал сожаления. Может, где-то в глубине души он был убежден, что сумеет вернуться на Землю. В таком случае это он был душевно болен, а не Энн.

— У меня есть немного Кэн-Ди, Барни, — вдруг сказала Энн. Она полезла в карман парусиновых рабочих брюк и достала маленький пакетик. — Я купила его недавно, в своем бараке. Флэкс Блэк Спит, так он называется. Колонист, который мне это продал, знал, что в сравнении с Чуинг-Зет оно не представляет ценности, поэтому взял недорого. Я пробовала им воспользоваться…, даже положила в рот. Но в конце концов, так же как и ты, не смогла. Разве убогая действительность не лучше самой интересной иллюзии? А быть, это и есть иллюзия, Барни? Я ничего не знаю о философии; объясни мне, потому что все, что я знаю, основывается на моих религиозных убеждениях, а это не помогает мне понять их. Эти наркотики.

Она развернула пакетик, пальцы ее дрожали.

— Я не могу больше, Барни.

— Подожди, — сказал он, отставляя чашку и направляясь к ней. Однако было уже поздно; она уже приняла Кэн-Ди. — Мне ничего не оставила? — весело спросил он. — Ты пропустишь самое интересное: у тебя не будет компании во время перемещения.