После некоторого раздумья Лютфи припомнил, что в начало 1943 года, то есть пять лет тому назад Гюльдаста действительно где-то пропадала месяца два-три, но каких-нибудь изменений в ее фигуре он, насколько помнится, не замечал.
Теймур поспешил в детсад и с помощью Шойли-ханум попробовал узнать у Фахраддина, кого он знает, кроме своей приемной матери. Но мальчонка, как незадачливый попугайчик, твердил одно и то же: "Моя мама - Фатьма, а папы у меня нет".
* * *
Вечерело. В цеху уже зажгли свет. Близился конец рабочего дня. Володя, заметив "скорую помощь" возле детского сада, кинулся туда узнать в чем дело. Дверь распахнулась, вышла заведующая с ребенком на руках и села в машину. Володя возвратился в артель и на вопрос "Что там случилось?" с печальным видом покачал головой:
- Говорят, малыш, какой-то Фахраддин, тифом заболел.
Он покосился на Гюльдасту. Та даже не дрогнула, на лице ее не появилось никаких признаков волнения или тревоги.
- Может, пойти сказать тете Фатьме? - предложил кто-то из девушек.
- Что за глупость? - рассудительно заметила Гюльдаста. - Разве можно больному человеку говорить такое?
После окончания работы, она неторопливо остановила машину, отряхнула платье, не спеша подошла к осколку зеркала на стене поправить волосы. Затем, накинув пальто, вместе со всеми вышла из цеха.
Володя разочарованно поскреб затылок, - нет, какой бы она ни была... Если это ее ребенок - я заметил бы, здесь сфальшивить трудно.
А в это время Фахраддин, прижав нос к запотевшему стеклу машины, то и дело тормошил Шойлю-ханум.
- Посмотри, тетя Шойля, посмотри вон туда! - радостно вскрикивал он.
Разумеется, мальчишка и не думал болеть. И прогулка очень понравилась ему. Еще бы! Ведь он в первый раз катался на машине.
Как странно! Все убегает назад - и столбы, и дома, и какие-то веселые мальчишки с собакой. Куда это они, интересно?..
- Тетя Шойля, а мы много будем кататься?
В этот вечер Шойля-ханум осталась ночевать на диване в своем кабинете по мнению Теймура, обязательно должен был кто-то позвонить и спросить о здоровье Фахраддина. Однако, ни в эту ночь, ни назавтра никакого звонка не последовало. Теймур обратился в скорую помощь, но и у них никто не справлялся о состоянии ребенка. Напротив, произошло нечто неожиданное и странное.
С утра выпал снег. К середине дня городские улицы приняли необычный, по-северному торжественный вид. Бакинские мальчишки, для которых снег всегда редкость, старались наиграться сразу за всю зиму: кувыркались в сугробах, бросались снежками, поспешно устраивали катки.
Володю Скворцова и самого подмывало повозиться вместе с ними. Он даже попробовал прокатиться по льду, чуть не упал и весело рассмеялся. Вдруг кто-то преградил ему дорогу.
Володя искренне удивился.
- Гюльдаста! Откуда это ты?
- Домой иду, - девушка смахнула с носа снежинку, улыбнулась.
Володя заметил в руках у нее сумку.
- Тебе, наверно, тяжело? Дай, помогу. Что-что, а тяжести таскать я умею!..
Гюльдаста благодарно кивнула, отдала сумку, и, боясь поскользнуться, крепко взяла его под руку.
Володя немного смутился. Девушка, кажется, заметила это, заглянула ему в лицо, доверительно подмигнула.
Володе вдруг стало жарко. Он почувствовал, что еще немного - и он бросится целовать эти лучистые глаза, яркие от мороза губы... А Гюльдаста, запрокинув голову, смеялась. Потом вдруг оборвала смех, еще плотнее прильнула к его руке, как будто хотела сказать: "Что я захочу, то ты и сделаешь. Один мой взгляд - и все!.." Старый Абдуррахман. сидевший над ведром с раскаленными углями, кутаясь в непомерно большой тулуп, проводил их любопытным взглядом. Гюльдаста неожиданно обернулась.
- Салам, дядя.
Старик удивился еще больше - она никогда раньше не здоровалась с ним.
- Дядя, если я на несколько дней уеду в Сальяны, будь любезен, поглядывай и за моим домом. Ладно?
Абдуррахман, грея руки над углем, кивнул.
- Мне присмотреть не трудно. Только куда в такую метель в путь собираться?
- У меня тетя заболела.
- Ай, ай, ай, - посочувствовал Абдуррахман, - поезжай, поезжай, а за домом твоим я присмотрю.
- Большое спасибо.
Поднявшись по ступенькам, Гюльдаста открыла ключом дверь.
- Заходи, Володя.
Скворцов нерешительно топтался у порога.
- Может, я пойду...
Гюльдаста настойчиво потянула его за рукав.
- Нет, я так тебя не отпущу. Сейчас чай вскипятим. Володя вздохнул отказываться было неудобно. Гюльдаста пропустила его в прихожую и, прикрыв наружную дверь, принялась раздевать, как малого ребенка - расстегнула пуговицы потертой стеганки, сняла ушанку. Володя схватил ее тонкие, холодные пальцы.
- Что ты делаешь?
Гюльдаста игриво хохотнула.
- Кто же в верхнем в дом заходит? Снимай.
Мысли молниеносно сменяли одна другую. "Интересно, кто там, в комнате? Почему она затащила меня к себе? Может, поинтересуется, что с Фахраддином? Нет, она подозревает меня, иначе могла бы спросить тотчас же, как я вернулся от дверей детсада. Эх, посоветоваться бы с Джангировым - уж он бы разобрался! Заперла она входную дверь или нет?"
- Что с тобой, Володя? - Гюльдаста с улыбкой заглянула ему в глаза.
Володя словно бы очнулся.
- Я боюсь...
- За меня?
- Нет, за себя. Я еще никогда не встречал такой красивой девушки.
Гюльдаста ласково подтолкнула его.
- Не болтай глупости. Входи.
Скворцов быстро обвел глазами большую запущенную комнату с высоким потолком. Кроме обеденного стола, придвинутого к дивану, и старомодного буфета, здесь ничего не было. Краска на стенах и оконных рамах потрескалась, шелушилась. В дверном проеме слева виднелись ножки кровати. Противоположная дверь, видимо, вела в коридор и на кухню.
- Садись! - весело приказала Гюльдаста.
Володя сел спиной к окну, так можно было держать под наблюдением все три двери. Он полез в карман, будто за платком, нащупал пистолет, поставил его на боевой взвод.
Гюльдаста скинула пальто и, напевая что-то вполголоса, весело захлопотала. Она исчезала то в одних, то в других дверях, возвращалась, снова уходила.
В комнате было очень холодно. Гюльдаста внесла керосинку, опустила около стола, поставила на нее чайник. Потом застелила стол старенькой скатертью, расставила сласти, от которых Скворцов всегда отказывался.
- Угощайся!
Володя сморщил нос.
- Я терпеть не могу сладкого.
Гюльдаста растерялась.
- Чем же мне угостить тебя?
- Да ладно... Сколько у тебя комнат?
- Две.
- Ты живешь здесь одна?
- Да... Отец в заключении, а мать уехала.
Гюльдаста отвечала без утайки. Но настороженному Скворцову именно это показалось странным. Почему она рассказывала ему свою биографию, распахивала двери комнат? Будто желая сказать: "Смотрите - вот я, вот мой дом! Мне нечего скрывать".
Гюльдаста тем временем принесла стаканы и блюдца, налила чай, пододвинула стакан гостю.
- Пей, Володя.
Сама она уселась напротив него. Скворцов постепенно успокоился - в конце концов, старый Абдуррахман видел, что он вошел сюда.
Володя достал платок, высморкался. Разумеется, ему было известно, что за столом этого делать не полагается, но ведь он - грузчик. Гюльдаста укоризненно посмотрела на него, и Володя, как провинившийся ребенок, заморгал своими большими серыми глазами.
- Кажется, ты тоже одинок, как я, - вздохнула Гюльдаста.
"Ну, главное началось!" - подумал Скворцов. Он опять невинно похлопал глазами.
- Нет, у меня и мать, и отец живы. Правда, отец инвалид войны и мать больная...
- Ты - единственный сын у них?
- Нет... были и брат, и сестра. Только они не вернулись с фронта. Вот мать и заболела.
Гюльдаста испытующе посмотрела на него.
- Хочешь, я буду тебе сестрой?
Володя шмыгнул носом.
- А что мы будем делать, как брат и сестра?