- Ей-богу, не знаю, кто из вас больше покраснел, - пошутил Джеймс Бинни; и в самом деле, лицо старика, как и лицо девушки, залил милый румянец смущения.

В тот же день, точно небу было угодно засыпать мисс Рози цветами, к обеду пожаловал не кто иной, как капитан Хоби и принес еще один букет. Дядюшка Джеймс по этому поводу сказал, что Рози должна будет ехать на бал, увешанная букетами, как краснокожий - скальпами.

- Боже правый! - восклицает миссис Маккензи.

- Помилуйте, дядюшка! - удивляется мисс Рози. - Какие вы страсти говорите!

Гоби напомнил миссис Мак про вождя индейского племени Хукамагуша, она, конечно, видела его в Квебеке, где стоял Сто пятидесятый полк, - так его вигвам был весь завешан скальпами; а сам он целыми днями валялся пьяный где-нибудь около казармы и смертным боем бил свою бедную жену европеянку.

И тут в комнате появляется мистер Клаив Ньюком, и веселые шутки и щебетанье почему-то смолкают.

Неужели же Клайв тоже принес букет? Нет, о букете он как-то не, подумал. Он одет во все черное, носит кудри до плеч, длинные усы и меланхолическую эспаньолку. Он очень хорош собой, но мрачен, как гробовщик. И вот Джеймс Бинни говорит:

- Помнишь, Том, тебя когда-то величали "рыцарем печального образа"? Так, ей-богу, Клайв унаследовал отцовское обличье. - Затем Джеймс восклицает: - А теперь за стол! - и направляется в столовую, подхватив под руку миссис Пенденнис; Рози цепляется за полковника, Гоби шествует об руку с миссис Мак, оба - весьма довольные друг другом; и я так и не знаю, с каким же из трех букетов поехала на бал красавица Рози.

Наше пребывание у друзей в Брюсселе не могло продлиться больше месяца, поскольку к концу этого срока нас ждали на родине еще одни друзья, которые были так любезны, что пожелали видеть у себя миссис Пенденнис со всем ее кортежем: нянькой, малюткой и супругом. И вот мы распростились с Рози и полковой дамой, с обоими нашими славными стариками и юным меланхоликом Клайвом, - тот проводил нас до Антверпена и совершенно покорил сердце Лоры тем, как бережно он нес ее малыша, когда мы садились на пароход. Бедняга, до чего он был грустен во время расставания с нами! Глаза его, казалось, смотрели не на нас, а куда-то вдаль, где витали его мысли. Он тут же побрел с пристани, понурый, с неизменной сигарой во рту, погруженный в свои печальные думы; его, очевидно, совсем не занимало, остаемся мы или уезжаем.

- По-моему, напрасно они поселились в Брюсселе, - говорит Лора, сидя со мной на палубе, пока наш малыш спокойно лопочет рядом, а ленивые воды Шельды тихо несут нас вперед.

- Кто? Ньюкомы? Они же прекрасно устроились. У них отличный метрдотель и превосходная кухня, и ваш младенец, сударыня, здоров, как никогда.

- Ненаглядное мое дитятко! - Ненаглядное дитятко издает радостные крики, прыгает на руках у няньки и тянется пухлой ручонкой за печеньем, которое протягивает ему маменька. - А я все не перестаю думать, Артур, что Рози была бы гораздо счастливее в качестве миссис Хоби, нежели миссис Ньюком.

- А кто, собственно, думает, что она станет миссис Ньюком?

- Ее мать, дядя и отец Клайва. С тех пор как полковник разбогател, миссис Маккензи, по-моему, узрела в Клайве кучу достоинств. А Рози поступит так, как велит маменька. Если Клайв окажется столь же покладист, дядя Джеймс с полковником будут просто счастливы. Дядя Джеймс всей душой жаждет этого брака (они с сестрой в этом единодушны). Вчера вечером он сказал мне, что если он увидит обоих детей счастливыми, то прочтет "Nunc dimittis" {Ныне отпущаеши... (лат.).} и будет чувствовать себя спокойно даже в чистилище.

- Ну, а ты что ответила?

- Рассмеялась и сказала дяде Джеймсу, что я - сторонница Хоби. Он очень добродушный, честный, искренний, этот мистер Хоби, настоящий джентльмен. Но дядя Джеймс возразил, что бедный Хоби, по его мнению, ...ну словом, так глуп, что просто жаль отдавать за него Рози. Я не стала говорить дяде Джеймсу, что до приезда Клайва Рози отнюдь не находила Хоби глупым. Они пели дуэты и совершали верховые прогулки, покуда не появился Клайв. Прошлой зимой, когда они жили в По, Хоби, по-моему, был весьма по душе мисс Рози. Ей прочат в мужья Клайва, и она готова восхищаться им, только она его очень боится. Конечно, он выше ростом и красивее капитана Хоби, богаче и умнее его.

- Какое может быть сравнение! - замечает мистер Пенденнис. - Право, душенька, такого очаровательного юношу, как наш Клайв, не часто встретишь. Смотреть на него, и то удовольствие. Какие у него ясные синие глаза, по крайней мере, были такими, пока их не затуманила грусть. Какой мелодичный смех! Какая стройная, легкая фигура! Сколько в этом юноше благородства, отваги, чести! Я не скажу, что он особенно талантлив, однако у него на редкость стойкий и мужественный характер, открытая, веселая и добрая душа. Да можно ли его сравнивать с Хоби! Клайв, он - орел, а тот - совенок, гроза мышей.

- Люблю, когда ты так говоришь, - нежно отзывается Лора. - Тебя считают страшным насмешником, Артур, но я лучше знаю своего мужа. Мы лучше знаем папу, правда ведь, солнышко? (Тут моя жена кинулась целовать маленького Пенденниса, прыгающего на руках у подошедшей нянюшки.) И однако, продолжает она, опять уютно усаживаясь подле мужа. - Однако, Артур, допустим, что твой обожаемый Клайв - орел, не считаешь ли ты, что в подруги ему следовало бы взять орлицу? Если он женится на малютке Рози, то, наверное, будет очень добр к ней, только, боюсь, не видать им вместе счастья. Ведь ее, мой друг, не интересует его работа; она даже не понимает того, о чем он говорит. Оба капитана, Рози, я и полковая дама, как вы ее зовете, болтаем друг с другом, смеемся, по-своему шутим, но стоит появиться вам с Клайвом, и мы стихаем, как мыши.

- Значит, я тоже орел? Но, право же, у меня нет никаких орлиных претензий, миссис Пенденнис!

- Да. И мы тебя совсем не боимся. Ведь мы не боимся папы, мой маленький? - Вопрос этот относится к третьему члену семьи, с которым нянюшка как раз успела дважды пройтись взад и вперед по палубе, пока Лора держала свою речь об орлах. Вскоре мать, дитя и няня спускаются в каюты; тут как раз возвещают час обеда, и капитан Джексон присылает нам шампанского со своего конца стола; спустя немного мы выходим в море, и беседовать становится уже невозможно; а утром мы просыпаемся под мутным лондонским небом среди бесчисленных мачт, вздымающихся над Темзой.