Он. — Повторяю, я готов беседовать с вами в присутствии представителя здешнего министерства иностранных дел.

Я. — Что ж, согласен. Только сначала вспомните: вы поставили в известность здешний МИД, что сотрудничали с СД и гестапо, то есть с теми организациями, которые — по решению Нюрнбергского трибунала — признаны преступными?

Он. — Это голословное утверждение.

Я. — Прошу вас ознакомиться с материалами, свидетельствующими об этом с неопровержимой очевидностью.

О н (ознакомившись с документами). — Я готов к разговору.

Я. — Ваше решение кажется мне разумным.

Он. — Я готов ответить на ваши вопросы при условии, что вы не сообщите о нашей беседе здешним властям.

Я. — Хорошо. Ознакомьтесь с этой фотографией... Вы ее знаете, вам показывали ее мои коллеги несколько месяцев назад... Что вы можете рассказать об эпизоде, связанном с гибелью фрау Дагмар-Ингрид Фрайтаг?

Он. — Я не имел к этому трагическому случаю никакого отношения.

Я. — Имей вы прямое отношение к факту отравления госпожи Дагмар-Ингрид Фрайтаг, вы бы давали показания местному суду, ибо факт убийства был зафиксирован не в рейхе, а в Швеции, когда паром причалил к здешнему берегу. Меня интересует все, относящееся к этому делу, с иной точки зрения... Когда и от кого вам стало известно о трагедии?

Он. — Если мне не изменяет память, я получил указание встретить эту женщину... На пристани я и узнал о трагедии.

Я. — Как часто вы получали указания встречать подданных рейха? Особенно вне Стокгольма, в семистах километрах от столицы?

Он. — Это был первый случай.

Я. — Чем вы объясните такого рода заботливость по отношению к фрау Дагмар-Ингрид Фрайтаг?

Он. — Теряюсь в догадках.

Я. — От кого вы получили телеграмму с указанием встретить женщину?

Он. — Из Берлина...

Я. — Понятно, что не с Мадагаскара... Вы же прекрасно понимаете, о чем я вас спрашиваю: это было указание МИД или СД?

Он. — Не помню...

Я. — Господин фон Шонс, я обещал вам не передавать эти документы здешним властям. Но я не давал вам слова, что документы, связанные с вашим сотрудничеством с СД, не будут переданы мной в здешнюю прессу... Вы живете в демократической стране, здесь не нужна санкция на публикацию сенсационного материала о пособнике нацистских преступников... Итак, вы получили указание МИД рейха или СД?

Он. — СД.

Я. — Вспомните — что было написано в телеграмме?

Он. — «Вам надлежит прибыть к приходу парома из рейха для того, чтобы встретить Дагмар Фрайтаг»...

Я. — Это все?

Он. — Если не изменяет память, все.

Я. — Вы сообщили кому-либо об этой телеграмме?

Он. — Не помню.

Я. — Господин фон Шонс, как вы относитесь к лжецам?

Он. — Я не понимаю вопроса...

Я. — Я повторю: как вы относитесь к лжецам?

Он. — Как и всякий нормальный человек...

Я. — То есть?

Он. — Вас что-то не устраивает в моих ответах?

Я. — Хорошо, я помогу вам: считаете ли вы заведомого лжеца мерзавцем? Или же — по-вашему — это вполне нормальное явление — лгать всем и каждому? Отвечайте развернуто, иначе я прерву наш разговор, и вам придется пенять на себя за последствия.

Он. — Ложь бывает вынужденная, и вы как работник государственного департамента прекрасно знаете, что иной раз обстоятельства вынуждают говорить заведомую неправду, чтобы не принести ущерба своей стране.

Я. — С такого рода замечанием согласен. Однако мой вопрос носит более общий характер, и я намерен получить на него однозначный ответ... Итак?

Он. — Людей, не выполняющих указание руководства, но лгущих без всякой к тому надобности, я считаю недостойными личностями.

Я. — Благодарю вас. Этот ответ меня устраивает. Вы сейчас находитесь на государственной службе?

Он. — Нет.

Я. — На какие средства живете?

Он. — На то, что было мной накоплено во время дипломатической работы.

Я. — Вы настаиваете на том, что ни на какой службе — ни официальной, ни тайной — не состоите?

Он. — Да, настаиваю.

Я. — В таком случае, я имею все основания считать вас — по вашим же словам — недостойной личностью. Вы лжете без указания на то руководства... Я хочу ознакомить вас с письменным показанием, данным при свидетелях и под присягой работником консульского отдела вашего посольства Вернером Кубе. Зачитываю: "В конце марта сорок пятого года, вечером, что-то около шести часов, меня пригласил к себе советник посольства г-н Иоахим фон Шонс и сообщил, что я должен срочно собраться для того, чтобы вместе с ним выехать к парому, поскольку на борту произошел трагический случай, жертвой которого стала гражданка рейха Фрайтаг. Он поручил мне связаться с полицейскими властями и уведомить их, что крипо РСХА49 подозревает в преступлении некоего Штирлица, он же Бользен, и просит — в случае его появления на территории Швеции — немедленно задержать на предмет выдачи властям Великой Римской империи германской нации. Г-н фон Шонс сообщил, что первой же почтой сюда, в Стокгольм, будут пересланы отпечатки пальцев Штирлица (Бользена), который, как полагают в Берлине, является глубоко законспирированным русским агентом, уничтожившим Фрайтаг, поскольку она — истинный патриот рейха — командировалась в Швецию для содействия в успешном завершении мирных переговоров, которые в то время вели г-н Гиммлер и граф Бернадотт. На мой вопрос, зачем нужны отпечатки пальцев Штирлица (Бользена), если мы не знаем, каким образом убита фрау Дагмар-Ингрид Фрайтаг, г-н фон Шонс ответил, что отпечатки пальцев упомянутого выше преступника обнаружены на борту парома, в каюте несчастной, на стакане, в котором он дал ей смертельный яд, производящийся в секретных лабораториях ГПУ". Можете ознакомиться с показанием...

Он. — Я... Позвольте же... Тут какая-то ошибка...

Я. — Я дал слово не передавать документы о вашей работе на преступную организацию СД, пока не получу доказательств, что вы законченный лжец, Шонс. Слово, данное лжецу, теряет свою силу. Я предупреждал, что пенять вам придется на себя...