– Вы не думаете, что он пьяный?

– Нет, он был совершенно нормальным, когда вошел сюда, и почти не пил.

Это верно, когда я вошел, я был нормальным.

– Это приступ?

– Несомненно.

Приступ! Приступ чего? Сердца?

Время идет, утекает. Я проваливаюсь, погружаюсь... Но какое великолепное кораблекрушение! Я уже ничего не соображаю... Я...

Все, конец!

Музыка, шум, розы: жизнь.

Я открываю глаза и вижу полицейские формы. Блестят пуговицы. Я смотрю по сторонам и вижу скамейку. Я в полицейском фургоне. В этом нет никаких сомнений. Здесь пахнет полицией, потом, пылью и табаком.

Я пытаюсь сесть. Парни мне помогают.

– Вам лучше, господин комиссар? – спрашивает сержант.

Я смотрю на него.

– Лучше?

Ну конечно! Мне настолько лучше, что теперь я чувствую, насколько мне плохо. От недомогания остается только боль в сердце, усиливаемая жуткой болью в башке.

Патрульные смотрят на меня со странным видом. Для них все ясно: я вдрызг надрался. Они не захотели везти перебравшего специального комиссара в больницу во избежание скандала. У них хорошо развито чувство взаимопомощи.

– К счастью, я вас узнал, – продолжает сержант. Его «к счастью» показывает мне, что я не ошибся в предположениях и он твердо уверен, что я в дупель бухой.

– Спасибо, – говорю. – Не понимаю, что со мной произошло.

Парни серьезно смотрят на меня. Они достаточно хорошо понимают субординацию, чтобы не сказать вслух, что думают.

Открывается дверь. В фургон входит доктор Андрэ.

Он быстро подходит ко мне.

– А! Вас известили? Он осматривает меня.

– Вы очень бледный. Что с вами случилось?

– Он был в кафе, и ему стало плохо, – объясняет сержант красноречивым тоном.

– Совершенно верно, – подтверждаю я, – но я не был пьяным, док... Если я вам это говорю, можете мне верить. Впрочем, я только что разговаривал с вами, вы сами могли в этом убедиться. Я зашел в кафе, выпил стаканчик чинзано и вошел в телефонную кабину позвонить одному моему коллеге... Выйдя из кабины, я закурил сигарету и... Я перебиваю себя:

– Господи, доктор! Посмотрите пачку, лежащую в моем кармане... Эти сигареты я нашел в одном довольно подозрительном доме! Я закурил одну из них, потому что не осталось моих...

Едва я успеваю закончить фразу, как он хватает пачку, достает одну сигарету, потрошит ее, кладет табак на ладонь левой руки, ковыряет его указательным пальцем правой и нюхает.

– Ничего удивительного, – шепчет он.

Все присутствующие неотрывно следят за его губами.

– Это марихуана, – говорит он. – Наркотик мексиканского происхождения. Огромное количество. Эти сигареты для тех, кому нужны большие дозы.

– Не может быть!

– Тем не менее это так.

– Наконец-то настоящее преступление, – говорю я. – По крайней мере, это надежно, а не какая-нибудь баранья голова... Что нужно делать, док?

– Ничего, – отвечает он. – Действие начинает проходить. Я сделаю вам укол, чтобы успокоить нервные спазмы, вызванные этой сигаретой.

Он делает то, что сказал. Патрульные, довольные этим объяснением, возвращают мне все свое уважение, к которому примешивается некоторое восхищение.

Пять минут спустя я снова стою на ногах; правда, они у меня немного дрожат.

– А теперь, – говорит доктор Андрэ, – возвращайтесь домой и ложитесь спать. Завтра не останется никаких следов!