У меня ничего не вышло. Драконы нагнали нас и окружили со всех сторон. Я увидел несущуюся на мой самолет тушу дракона, безжалостный взгляд желтых глаз и морду, усеянную шипами. Это было последним, что я запомнил. Где-то на краю сознания приглушенно прогремел гром, и я оказался в который раз за прошедшие сутки в пыльном мешке беспамятства.

***

Люди, с драконьими лицами. Лед. Стекающие по щеке капли холодной воды. Резкий запах нашатырного спирта. Ребристая поверхность кабеля, боль в спине. Запах смерти, сказал мне дракон. Он сидел, нахохлившись, словно воробей в ожидании дождя, и грустил над неподвижным телом Вероники. Сердце застыло от предчувствия беды. Я закричал и не услышал эха в темном туннеле отчаянья...

 

Круг третий

Ползущая внизу колонна танков напоминала драконий позвоночник, каким его рисуют в дешевых книжках. Но у драконов, к несчастью, а может быть и к счастью, никогда не было костей. В этом им чрезвычайно повезло. Мои позвонки уже стерлись от перегрузок при бомбометании. Сколько я совершил боевых вылетов за прошедший год? Кто сосчитает звезды в небе, капли в море, атомы в бомбе?

Кто сосчитает, сколько я убил людей? Дракон всегда брал надо мной верх, когда мне хотелось кого-то убить. Невыносимо трудно быть драконом. Раругг

, мой вечный спутник, полагает, что я лицемерю. Но это не так.

***

После гибели Ники все пошло вкривь и вкось. Мой внутренний разлад усилился, и мы с драконом уже не жили, душа в душу, а постоянно провоцировали друг друга на выяснение отношений и мучались от этого. Драконий ад — людская война, которая обрушилась на нас через день после похорон Вероники и еще пяти пилотов, погибших от удара молнии, совсем нас доконала.

В день похорон я стоял под проливным дождем, идущим уже третьи сутки, рядом с могилами, которые заливало потоками воды, и в душе было гулко от пустоты. Дракон уполз в дальнее ущелье и безвылазно сидел там, тихо переживая за меня. В который раз он спас мое, а значит и его тело, выбив из гнезда в тренажере неплотно сидящую муфту кабеля. Мои мозги не превратились в кусок спекшегося дерьма, воняющего горелыми волосами. Радоваться ли этому или, подыгрывая моим врагам, продолжить самоуничтожение другими способами, я не знал.

Кто-то подключил громоотвод к блоку питания тренажеров. Кто-то знал, что в тот день будет гроза. Кто-то хотел моей смерти, пусть даже вместе со мной умрут еще несколько человек. Этот злобный кто-то не мог не знать, что дочь командира эскадрильи сядет в тренажер. Позднее я пришел к выводу, что им мог быть только полковник, точнее, его дракон. Все это было дико, запутанно и, может быть, я ошибался. Последующие события развивались столь стремительно, что мне не оставалось времени на анализ причин, я лишь уклонялся от ударов судьбы, сыпавшихся на меня словно град со всех сторон.

Гибель аэродрома, сгоревшего в первые минуты войны в огне ядерного взрыва, была неминуема. Сразу же после того, как по закрытой линии нам передали о нападении вражеской армии, мы начали взлетать. Мы уходили в бой с интервалом в полминуты, заправившись настолько, чтобы выполнить задачу и погибнуть, хотя некоторым могло выпасть несчастье выжить и дотянуть до пригодной для посадки полосы. Техники провожали нас тоскливыми взглядами. Они знали, что их участь тоже предрешена. Одинокая фигура полковника на краю ВПП и тягостное молчание в эфире — вот и все, что я помнил о начале конца света и моего пути убийцы. Или, по-иному, защитника отечества, которого уже больше нет, которое было стерто в одно мгновение ядерным шквалом.

***

Отдельные островки сопротивления оккупантам быстро исчезли, уничтоженные, растоптанные, смятые безжалостным стадом боевых машин-роботов и сворой крылатых ракет. Иногда, в минуты отчаянья, мне казалось, что людей на Земле нет, и никогда не было. Что в мире были живы лишь две души: я и мой дракон.

А потом пришли люди. Но они не были похожи на людей.

Они смеялись, расстреливая искалеченных радиацией людей — полуживых обитателей лежащих в руинах городов. Они бомбили кассетными бомбами и выжигали напалмом все, что находилось на поверхности земли. Их интересовало лишь одно — то, что было спрятано глубоко в недрах земной коры. Вход в адские закрома. Жидкий хлеб для их машин. Сотни загубленных жизней за литр бензина, помноженных тупым компьютером на годовую потребность в топливе. Нефтяная война, с единственной целью — продлить агонию этого идиотского мира.

С некоторых пор мы с драконом в горючем не нуждались. Дракон черпал энергию для полетов напрямую из радиации, которой было пропитано все вокруг. И еще одно обстоятельство помогало нам выжить. Мы мерцали.

***

Мерцание. Дракон рассказал мне легенду о божестве, иногда приходящем в шрастр

. Вернее, божество всегда появлялось там, где случалась беда. Я спросил, а была ли какая-нибудь польза от этого божества? Дракон задумался, а потом ответил вопросом на вопрос: а нужен ли прок от божества? Разве недостаточно того, что его все боятся, даже те, кто в него не верит? Дракон и я не проронили ни слова за весь вечер, думая каждый о своем боге. На закате, на высоте десяти километров, дракон, любуясь растекающейся по горизонту каплей солнца, подернутой дымкой пыли, неохотно произнес, что польза от их божества все-таки была. Драконы —

раругги

научились мерцать.

Я спросил, а разве можно чему-то научится у божества?

Дракон смутился и после недолгого молчания сказал, что это было не совсем божественное божество. Я рассмеялся. Дракон обиделся и рассердился: что, разве люди не сами создают богов? Ведь все дело в вере, а не в божественности.

Судя по всему, мой дракон был весьма подкован в теологии, чем в очередной раз меня удивил. Он пустился в пространные рассуждения о причинах возникновения религий, как людских, так и распространенных в шрастре

. Он бормотал всю ночь и весь день. Пока я выискивал очередную цель, маневрировал перед бомбометанием и уходил от захвата радарами мобильных установок ПВО, он учинил глубокий экскурс в мифологию

раруггов

, попутно сравнивая ее с людской, которая, по его мнению, была слишком примитивной, хотя и весьма разнообразной в деталях, в зависимости от географического расположения народностей, создающих эпосы...

Я согласился с ним. Мерцание спасало нас в этом аду. А божественного оно происхождения или нет, какая разница?

***

Марс, красный бог войны, царящий в небесах, и черная Кали, идущая по земле. Где-то между ними бесшумно летит мой истребитель с выключенными турбинами. Его полет стремителен и спокоен, полон достоинством мертвого и смертоносностью живого. Из всех систем, не тронутыми драконом остались только вооружение и навигация. Все остальное заменили магические драконьи штучки. Летать в чреве самолета-дракона, бывшего многоцелевого истребителя, вдруг обретшего волю и сознание, было занятием опасным, но завораживающим своей непредсказуемостью. Партнерство, навязанное извне, невзначай превратилось в фарс.

***

Дракон блаженствовал, залетев в тучу и медленно дрейфуя вместе с ней в сторону скопления вражеской техники. Перед ночным рейдом мы хотели удостовериться, что все пройдет гладко и наша атака будет успешной. Радиоактивное облако создавало помехи, и нас почти не было видно на радарах противника. Однако, по этой же причине, я не мог воспользоваться системой радионаблюдения. Я попытался уломать дракона спуститься чуть ниже, но он был непреклонен. Все, что касалось техники и вооружения, он отдал на откуп мне, но полеты и наша безопасность была его вотчиной, и он не хотел зря рисковать. Слишком дорого ему было ощущение призрачной свободы, которую я ему дал, согласившись на то, что он будет частью самолета, а не меня. Драконов во все времена было принято обманывать. И я в душе радовался, что так легко от него отделался, но не подавал виду, хотя знал, что дракон догадывается об истинных причинах моей благосклонности к его свободе. Но я иногда жалел, что согласился на эту сделку, потому что у дракона был воистину драконий характер.