«Как лисица мышкует», — подумал я, глядя издали.

Когда мы возвращались обратно, Тузарка играл мертвым кротом, подбрасывая его в воздух.

Прошло немного времени с момента нашего знакомства, и я убедился, что Тузарку легко перевоспитать, как мне захочется. Живя на Севере, он хорошо работал по лосю. Но охота на лосей запрещена в средних частях европейского Севера, и эти рабочие качества в наших условиях уже расцениваются не как достоинство, а как серьезный недостаток рабочей собаки. В тех местах, где я проводил воскресные дни, лосей было много, и они частенько причиняли мне неприятности. Привяжется пес к лосю и без толку гоняет его по всему лесу или, облаивая, подолгу крутит зверя и держит на одном месте. Иной раз и приходится бежать на лай, гоняться по следу, чтобы как-нибудь перехватить и отозвать собаку. Нелегкое это дело…

Как-то я прикрикнул на собаку, тихо подойдя к лосихе с крупным Лосенком; их с азартом облаивал неугомонный Тузарка. Не торопясь, я закинул ружье за плечи, стараясь подчеркнуть этим жестом, что лось вовсе не дичь в Подмосковье. Заслышав человеческий голос, лоси тронулись с места. Широкой рысью, ломая сухие ветви, они побежали от меня по густой чаще. Тузарка же остался на месте. С удивлением он посмотрел на меня, перевел взгляд в том направлении, куда скрылись горбатые длинноногие великаны, не зная, что предпринять, а затем весело поскакал в сторону. Прошло минут пять, и громкий Тузаркин лай оповестил меня, что он нашел белку.

Вскоре я убедился, что Тузарка идет также по лесной птице и умеет^задержать даже осторожного рябчика.

Надо отметить, что из населяющих наши леса куриных особенно боится собаки рябчик. Вспугнутый человеком, он охотно садится на старые и густые ели, но, завидя собаку, спешит улететь возможно дальше от беспокойного места. И не случайно сложилось мнение, что даже хорошая лайка не в состоянии посадить на дерево и удержать на месте чуткого и осторожного рябчика. Только при крайне аккуратной работе собаки испуганная птица продолжает сидеть на ветви.

Однажды во время осенней охоты в лесу мимо меня с характерным шумом пролетел рябчик и скрылся в густом, темном ельнике. Следом за ним, перескакивая через валежник, сломя голову пронесся Тузарка. Погоня затихла вдали, и в лесу воцарилась полная тишина. Не крикнет птичка, не скрипнет дерево. Потом с той стороны, куда улетел рябчик, я услышал лай собаки. Тузарка лаял совсем по-особому, не так, как обычно лаял, остановив лося или найдя белку.

Боясь наступить на сухой валежник, я стал осторожно подходить к месту, где лаяла собака, и вскоре одновременно увидел собаку и птицу.

Вытянув шею и подняв хохолок, рябчик неподвижно сидел невысоко на широкой горизонтальной ветви густой старой ели. Тузарка стоял в стороне и сравнительно редко подавал голос. Так прошла минута, другая… Потом, видимо, пытаясь улететь в более спокойное место, рябчик медленно пошел по ветви к ее концу.

Заметив это, Тузарка, пятясь назад, отошел возможно дальше от дерева и, лая издали, как бы преградил этим перемещение птицы. Рябчик остановился, повернул назад и затаился в густой хвое. Я без труда мог застрелить птицу, но воздержался. Вместо того чтобы выстрелить, я шумно вышел на открытое место. Рябчик сорвался с ветки и полетел сквозь лесную чащу, а Тузарка с визгом и лаем шарахнулся вслед за летящей птицей. Прошло минут десять, когда я вновь услышал отдаленный осторожный собачий лай. Конечно, это вторично отыскал и держал рябчика Тузарка. К сожалению, попав под Москву, Тузар первое время оказался почти бездомной собакой. Он жил во дворе одного деревенского домика и шел за каждым, кто брал его на охоту. Вскоре это отрицательно сказалось на работе собаки.

Однажды после моего выстрела Тузарка схватил, но долгое время не хотел отдать мне убитую белку.

— Дай сюда, говорят тебе! Положи сейчас же! — приказывал я собаке.

Но Тузарка не желал подчиняться, отбегал в сторону и, играя, подбрасывал белку в воздух.

— Смотрите, испортите вы собаку. Я излупил бы его как следует, — посоветовал бывший со мной охотник.

«Действительно, заслуживает хорошей лупцовки», — подумал я, пытаясь поймать собаку. И когда она попалась мне в руки, я наскоро сломал сосновую ветку, размахнулся ею сколько хватило силы, но, представьте себе, не решился ударить испуганную собаку: ведь я хорошо знаю, что лайки тяжело переносят побои.

Прошла неделя. Я вновь посетил знакомую деревеньку и ранним воскресным утром отправился на охоту за белками. На этот раз, чтобы приучить Тузарку отдавать добычу, я захватил с собой длинный сыромятный ремень. «Возьму на привязь, когда найдет и станет облаивать белку, а потом буду стрелять», — решил я.

Не совсем обычное выдалось это воскресное утро. Тяжелый снег — кухта, как его называют в Сибири, — толстым слоем покрыл ветви деревьев. Словно зачарованный, как в сказке, молчаливо стоял лес в зимнем наряде.

При лае собаки первая белка не усидела на месте и, делая большие прыжки, бросилась наутек по вершинам густого ельника. Позади осыпался снег, образуя снеговую завесу. Я, конечно, забыл о взятом сыромятном ремне и выстрелил в быстро уходящего грызуна. Негромко в морозном воздухе прозвучал выстрел; в тот же момент Тузарка оказался под деревом. Он на лету поймал падающую белку и тут же, положив ее на снег, перевел пытливый взгляд на меня. «Так можно?» — казалось, спрашивали его живые глаза. И, признаюсь, я был поражен его поступком. Ведь я наказал его только один раз, да и как наказал! Причем это случилось целую неделю назад.

— Тузарочка, умница ты мой, — ласково говорил я собаке, торопясь извлечь из сумки кусок колбасы.

Проверив работу собаки, я устроил ее, наконец, в хорошие, надежные руки. Там Тузарка живет и сейчас, а иногда ходит и со мной на охоту.

— Зайдем посмотрим, как поживает Тузарка, — однажды предложил я своей жене.

Вот и высокий дощатый забор среди леса. Неподвижно стоят большие березы и старые заиндевевшие ели, в глубине двора издали виднеется крыша дачного домика, лает собака. В морозном воздухе скрипит калитка, и обрадованный Тузарка бросается нам навстречу. Он привык, что мое появление здесь всегда связано с выходом на охоту. Но сегодня я без ружья, да и поздно. За зубчатой стеной темного ельника скрывается багровое солнце, к вечеру крепчает мороз. Я треплю Тузарку, глажу его пушистую голову, а он вертится как волчок, старается лизнуть мне лицо.

— Ну довольно, на охоту пойдем в другой раз. Оставайся дома, — внушительно говорю я на прощание собаке.

Тузарке не хочется сидеть дома, но послушный пес все же подчиняется, исполняя мое приказание.

К станции мы идем узкой дорожкой лесной просеки. По сторонам запорошенные старые ели, под ногами звонко скрипит снег.

— Интересно, неужели усидит дома? — спрашиваю я жену. — Наверное, прибежит посмотреть, куда мы отправились, — вдруг на охоту!

Но на просеке никого. «Значит, решил остаться», — успокаиваю я себя и еще раз гляжу назад на дорогу и вдруг замечаю Тузарку: полным ходом он бежит вслед за нами.

— Ты куда? Это еще что такое! — кричу я собаке.

Шагах в тридцати Тузарка останавливается на дороге, пытливо смотрит в глаза, вслушивается в интонацию моего голоса — ведь я стараюсь придать ему строгость. Прыжок в сторону, потом несколько прыжков по глубокому снегу, и Тузарка, обойдя меня, прячется за мою жену. Здесь он надеется найти защиту. А она гладит Тузарку и говорит самым обычным спокойным и тихим голосом:

— Иди-ка домой, Тузарка, нельзя с нами гулять. Ну, беги скорей!

И Тузарка неожиданно срывается с места и, положив на спину пушистый хвост, весело бежит дорожкой мимо меня до конца просеки и скрывается за ее поворотом к дому.