— Энн? — Оливер, как охотничья собака, навострил уши. — Ты знаешь ее?

— Только в лицо. Она некоторое время жила во Франции.

— Тогда ты должен поехать.

— На турнир? Следить за мужчиной, отправившимся ухаживать за дамой?

— Да. — Глаза Оливера лихорадочно блестели. — Ты будешь следить за ними, докладывать мне о…

— О них? — Тирль выпрямился на стуле. — А кто едет с Перегрином?

— Мальчишка будет его оруженосцем. — Оливер фыркнул. — Он не в состоянии позволить себе иметь настоящего оруженосца, поэтому ему приходится использовать своего младшего брата. Он станет посмешищем — Перегрины грубы и грязны, а Маршаллы — люди тонкие и воспитанные. Я увижу, как будут унижены Перегрины.

— Я поеду, — пообещал Тирль. Оливер осклабился.

— Ты победишь его. А я посмотрю на это. Я должен видеть, как на поле боя Перегрин падет под ударами Говарда. Король — и весь мир — увидят, что Говард…

— Я не буду сражаться с ним, — заявил Тирль. Он знал, что, если он объявит себя Говардом, у него не будет шансов поговорить с самым младшим Перегрином. — Я должен скрыть свое истинное лицо. — Прежде чем Оливер успел открыть рот, Тирль продолжил:

— Я должен следить за ними. — Он решил сыграть на навязчивой идее Оливера. — Никто в Англии не знает, что я вернулся. Я приеду на турнир как… как Смит. И я смогу увидеть и разузнать о Перегринах гораздо больше, чем смог бы, открыто объявив себя их врагом.

Оливер смотрел на своего брата. Выражение его лица изменилось.

— Я не был уверен в том, что ты понимаешь меня, — сказал он тихо. — Но я не должен был сомневаться — в твоих жилах течет наша кровь.

Тирль улыбнулся брату. Обманывая его, он не чувствовал ни малейших угрызений совести, ибо ненависть Оливера к Перегринам уважения не заслуживала. «Я должен защитить их, — подумал Тирль. — Я должен проследить, чтобы Перегринам никто не причинил вреда, чтобы не было ни шальных стрел, ни падающих с крыши черепиц, ни перерезанных подпруг. Я должен проследить, чтобы хоть на этот раз они могли не опасаться ненависти Говардов».

— Ты не должен сомневаться во мне, — произнес Тирль. — Я всегда был таким. Я не изменился.

При этих словах Оливер нахмурился, но потом улыбнулся.

— Я вижу. Ты всегда был Говардом. Когда ты отправляешься?

— Немедленно. — Тирль встал. Ему надоело выслушивать злобные нападки на Перегринов и, что более важно, хотелось увидеться с Энн Маршалл. Когда он заявил брату, что едва знаком с ней, он солгал. Он держал ее на коленях, когда она была ребенком, вытирал ей слезы и целовал ее, когда она падала, рассказывал на ночь истории о привидениях и получал нагоняи от ее матери за то, что Энн с криком просыпалась среди ночи. А Энн, став взрослой, утешала Тирля, когда умерла его мать.

Он знал, что, если он хочет неузнанным появиться на турнире у Маршаллов, он должен сперва увидеться с Энн и поведать ей о своих планах.

Тирль сидел на стене, окружавшей сад и наблюдал, как Энн гуляет вместе со своими дамами. Одна из дам, как водится, читала вслух. Тирль частенько дразнил Энн за ее ученость: она, кажется, навечно зарылась в книги.

Он прислонился к ветви старой яблони и улыбнулся. Дамы в ярких нарядах и с красивыми прическами, украшенными каменьями и газовыми вуалями, являли собой прелестнейшее зрелище, но Энн выделялась даже на их фоне. Она была исключительно хороша собой, миниатюрна, едва доставала до плеча мужчины, но достаточно уверена в себе, чтобы окружать себя высокими дамами. Она выглядела, как драгоценный камень, а возвышавшиеся рядом дамы служили достойной оправой для ее красоты.

Тирль не сомневался, что, когда дамы будут проходить мимо, Энн заметит его. Возможно, остальные и не взглянут наверх, но Энн никогда ничего не пропускает. Ее ум даже более остр, нежели прекрасно ее лицо, если только такое возможно. К тому же, усмехнулся про себя Тирль, язычок ее острей ножа. Ему слишком часто приходилось служить мишенью для ее острот, и он знал, как больно они жалят.

Когда Энн, посмотрев наверх, заметила его, ее удивление длилось не больше секунды. Удивление — но не испуг, ибо одного мужчины было явно недостаточно для того, чтобы напугать Энн Маршалл. Тирль улыбнулся ей, и она сразу же отвела взгляд.

Энн очень быстро отделалась от дам, отослав их с различными поручениями и встала под деревом, глядя на Тирля снизу вверх.

Он легко спрыгнул наземь и, взяв маленькую ручку Энн, поцеловал ее.

— Луна не может соперничать с тобой в красоте. Цветы стыдливо отворачиваются, когда ты проходишь мимо. Бабочки складывают крылья; павлины не осмеливаются показаться на свет, а драгоценные камни теряют свой блеск; золото…

— Чего ты хочешь, Тирль? — Энн вырвала руку. — Что заставляет тебя слоняться вокруг садов моего отца? Ты влюбился в мою горничную?

— Ты ранишь меня, — заявил он, прижав руку к сердцу и спотыкаясь так, словно его ударили кинжалом. Тирль уселся на каменную скамью. — Я пришел, чтобы увидеть тебя. — Он, улыбнувшись, посмотрел на Энн. — И я даже соглашусь забыть все высказанные тобой обвинения, если ты, как когда-то, усядешься ко мне на колени.

Прелестное личико Энн утратило жесткость, и она улыбнулась, присаживаясь рядом.

— Я скучала без твоего серебряного язычка. Ты не находишь, что эти англичане чересчур рассудительны?

— Слишком рассудительны. А мой брат… — Он не стал продолжать.

— Я слышала о нем. Моя сестра все уши мне прожужжала скучными сплетнями. Твоя семья воюет с другой.

— Да, с Перегринами.

— Я много слышала о них, — сказала Энн. — Моя сестра была на свадьбе их старшего сына и леди Лианы. — Она передернула плечами.

— Они вовсе не так плохи. — Тирль собирался рассказать Энн о Зарид, но вовремя остановился. Не следовало говорить, что Зарид — женщина. Если человек, глядя на нее, не замечает этого сам, он не заслуживает объяснений. — Второй брат едет на турнир и собирается завоевать твою руку.

Энн обернулась, на ее прелестном лице было написано удивление:

— Завоевать мою руку? Перегрин? Несмотря на то, что твой род враждует с ними, ты ничего не знаешь о нем. Это грязные, невежественные люди. Старший брат даже не присутствовал на собственном свадебном пиру. Он был очень занят — считал золото, полученное в приданое за невестой. Когда мачеха леди Лианы в справедливом гневе пригрозила расторгнуть брак, он увел свою девственницу-невесту наверх и… и… — Энн остановилась и оглянулась. — Он больше животное, чем человек.

— Это слухи. — Тирль не желал верить сказанному. — Я видел, как они сражаются. Тот, кто приедет на твой турнир — очень хороший боец.

— Он может победить тебя?

Тирль улыбнулся.

— Я не собираюсь выяснять это, ибо не буду участвовать в играх. Я пришел просить тебя об одолжении.

— А, так, значит, ты явился не только для того, чтобы посмотреть, как цветы склоняются перед моей красотой?

— Конечно, это было основной причиной, — Тирль потянулся к руке Энн, но девушка оттолкнула его.

— Я бы придавала больше значения твоим комплиментам, если бы ты не говорил мне все это еще с тех пор, как мне было восемь лет. В самом деле, Тирль, ты чересчур просто подходишь к ухаживанию за женщинами. Тебе нужна такая, которая не поставит тебе в вину то, что твоя лесть скучна и устарела.

— Такая, как ты? Я буду счастлив, если ты согласишься выйти за меня замуж.

— Ха! Я выйду замуж за человека, который упражняет свой мозг, а не мускулы. Мне хочется иметь мужа, с которым можно поговорить. Если же я попытаюсь поговорить с тобой о чем-нибудь, кроме доспехов и копий, ты уснешь и захрапишь.

Говард улыбнулся, глядя на Энн. Она совсем не знает его, если считает, что он больше всего на свете интересуется доспехами и копьями.

— Клянусь, что, если женюсь на тебе, то не усну. Более того, нам и помимо разговоров будет чем заняться.

— Твое хвастовство мне надоело. Говори, о каком одолжении ты хотел просить?

— Я хочу помочь Перегринам, и не хочу, чтобы они знали, что я — Говард. Я буду действовать под именем Смит.