— Ты ничуть не больше мужчина, чем я, — засмеялась она. — Ты еще маленький мальчик, и ничего ты пока не можешь, только собирать ягоды.

Ее слова, конечно, звучали весьма обидно, но дело было в том, что за зиму Талис вырос, по крайней мере, на три дюйма, а у нее, похоже, росли только волосы. Ее раздражало, что иногда он бегал играть с мальчиками, которые были в два раза старше, чем он, а она при этом оставалась дома одна не меньше; чем на целый час. Хорошо бы ей, конечно, пойти поиграть с девочками — с теми, кто был того же возраста, что и она. Но — Талису она в этом не призналась бы никогда в жизни — с девчонками ей было скучно. И вот получалось, что она сидела дома, с Уиллом, пока Талис бегал и играя где-то в деревне.

Но вчера Талис наступил ногой на двух пчел, а сегодня его ступня так сильно распухла, что он не мог выполнять свои дела — те, что, как он полагал, способен сделать только лишь мужчина — вопреки тому, как делала Калли, чтобы доказать ему обратное. Осмотрев его ногу, Мег решила, что Талис может пойти с ней и с Калли собирать ягоды. На склоне холма они уже налились соком. И вот теперь Талис негодующе протестовал, говоря, что это дело, не достойное мужчины.

Но Калли знала, в чем дело. Талис обычно притворялся, что он человек очень сильный, небрежный и жесткий, но она знала то, что не знала даже Мег — у него была чрезвычайно чувствительная кожа. Его так страшно обжигала крапива, что по ночам он молча сжимал зубы, и по его лицу лились слезы. Не то чтобы он боялся боли, нет. Даже когда Уилл за его небрежность бил его (а эта случалось не раз), ему было не так больно. Но он буквально не переносил все, что ранило кожу. К его великому огорчению, его кожа очень быстро краснела, и его кожаная одежда иногда натирала на ней ужасные мозоли. Так что часто Калли в страшной тайне нашивала мягкие заплатки вокруг особенно жестких мест его одежды.

А сегодня, из-за этой ужаленной ноги ему придется идти на гору и заниматься там сбором ягод, продираясь через густые заросли крапивы, которые еще сильнее обожгут его нежную кожу.

Обычно Калли о нем очень заботилась, но сегодня она на него сердилась. Ужалился-то он вчера за то время, пока бегал по всей деревне с какими-то парнями, оставив ее в одиночестве. Когда Уилл, чтобы подразнить Талиса, за-явил, что потом он может еще испечь пирогов из этих ягод, она расхохоталась неестественно громко. Талис так взглянул на нее прищуренными глазами, что было ясно — он отплатит ей позже.

«Самое .ужасное на свете — это когда мужчина начинает делать то, что ои не хочет делать», — думала Мег, в течение часа наблюдая, как Талис собирает ягоды. Он к тому же, не переставая, жаловался на все подряд. Но больше всего на то, что Калли не выполняет свою «обязанность» и не рассказывает ему какую-нибудь историю, чтобы чем-нибудь занять время, пока он тут работает как проклятый.

После того как они промучились с Талисом больше двух часов, когда уже Мег хотела отослать его домой, из леса неожиданно появилась нечистая сила. Явилась она в виде коня, огромного и могучего зверя, который несся из чащи прямо к тому месту, где были Мег, Талис и Калли. Добежав до них, конь взвился на дыбы, и казалось, это явился какой-то сказочный великан или медведь ростом с гору.

В первый раз в своей жизни Мег упала в обморок. Кровь отлила от ее головы, ее колени подогнулись, и она начала медленно падать. Даже когда она уже упала на землю, ее единственной мыслью был ужас за детей. Как должны они испугаться этого огромного животного, ржание которого раздавалось высоко над их головами. Она обязана сохранить сознание, чтобы защитить их, даже если потребуется, ценой собственной жизни!

Падая, она увидела, какими расширившимися глазами взирают дети на живот коня. Надо спасти, спасти их!

Когда через несколько минут Мег открыла глаза, поблизости не было видно ни детей, ни лошади. Вместо них под деревом лежал какой-то мальчик.

Покачивая головой, чтобы она прояснилась, Мег с трудом поднялась и заковыляла к ребенку. Он был богато одет, она до этого вообще в жизни не видала такой богатой одежды. Его плащ был украшен драгоценными камнями, маленький кинжал у него на поясе был сделан из серебра и тоже украшен драгоценностями. На его голове была бархатная шапочка, по краям которой шли рубины, каждый из которых был величиной с грецкий орех.

— Сэр, — произнесла Мег, протягивая руку, но не решаясь дотронуться до ребенка. Наверное, это был сын какого-нибудь аристократа…

Мальчик, застонав, пошевелился и попытался сесть. Мег Попыталась ему помочь.

Он резко открыл глаза и оглядел ее с ног до головы. Его тонкие ноздри затрепетали.

— Не трогай меня, старуха! — сказал он с таким произношением, какое бывает только от образования и огромного количества знаменитых предков.

Мег немедленно отдернула руку, видя, как он пытается встать на ноги. Он был худеньким и хрупким. Мег показалось, что он чуть-чуть постарше Талиса, хотя, по сравнению с ним, цветущим здоровьем, этот мальчик был похож на тень.

Она смотрела, как ребенок, пошатываясь и опираясь на дерево, наконец поднялся. На его голове начинала образовываться большая шишка.

— Что вы сделали с моей лошадью? — спросил он, глядя на нее с таким видом, как будто она в данный момент прятала животное у себя под юбками.

— Я… — начала Мег, и вдруг внезапно к ней вернулись чувства. А действительно, где это животное, и что более существенно, где же дети?

Страх охватил Мег, когда ей представилось, как ее дорогие, невинные детки лежат, растоптанные этим чудовищем, этим посланцем дьявола, этим сатанинским бесом — перед ее глазами все еще стояла картина, как он встал на дыбы и ржет у них над головами. Что ее маленькие детишки, ее любовь и радость, могут знать о горячих необъезженных жеребцах, копыта которых, подкованные сталью, могут проломить человеческий череп. Они всю жизнь прожили на ферме рядом с мирными сельскохозяйственными животными, которых запрягают в фургоны и телеги. Жеребца они могли видеть только на картинке, где изображено, как Моисей ведет народ через Красное море.

Сделав быстрый реверанс в сторону мальчика, который стоял, прислонившись к дереву, Мег приподняла свои юбки и бросилась бегом вверх по склону горы, на которой они собирали ягоды. Тропинка круто шла вверх через кусты, и в обычное время Мег с трудом карабкалась бы вверх, отдыхая через каждые два шага. Но сейчас дело шло о спасении ее детей. И она бежала, как будто у нее выросли крылья.

Достигнув вершины горы, она остановилась, чтобы перевести дыхание. Ее сердце колотилось как сумасшедшее, и ей казалось, что ее грудь сейчас разорвется. В течение некоторого времени у нее перед глазами все было темно. Но когда ее зрение прояснилось, она просто поверить не могла в то, что увидела.

У подножия горы, на плоском участке земли, который служил всем для пикников и прогулок, она увидела этого огромного коня, на котором прискакал незнакомый мальчик, но сейчас этот конь с раздувающимися ноздрями танцевал на задних ногах. На спине у него, в седле, восседал Талис и держался при этом прямо, как настоящий рыцарь. Можно была бы подумать, что он в седле родился. Он, держа поводья, без всяких усилий управлял лошадью. У него и мысли не было, что он может упасть, когда конь встанет на дыбы.

Мег не могла пошевелиться, она словно приросла к своему месту. Несчастная женщина как-то забыла, что Талис по рождению не сын фермера. Сейчас перед ней был молодой джентльмен. На нем была грубая одежда, какую носят крестьяне, но, несмотря на одежду, он был точно так же элегантен, как и тот богатый мальчик, которому принадлежал этот конь.

Мег услышала, как Калли кричит, стягивая Талиса за ногу на землю:

— И мне! Дай и мне тоже попробовать!

До Мег не сразу дошло, чего хочет девочка. Господи! Она тоже хотела погарцевать на этом коне! Сердце Мег, которое только-только начало успокаиваться, тут же вновь подпрыгнуло к самому горлу, и она бегом пустилась бежать с горы. На бегу она повторяла сама себе: «Талис ей поможет». Она не позволяла себе задуматься о том, кто поможет Талису. Она не допустит, чтобы что-нибудь случилось с Калли, убеждала себя Мег.