Из всех репродукторов на улицах и по всем основным каналам радио звучала специально смонтированная для этого случая музыка. Огромный полторачасовой музыкальный блок их фрагментов народно-симфонического жанра.

Это был и Вагнер, и тирольское «ла-ри-и», и отчего-то даже фрагменты из «Лебединого озера» и «Симфонии 1812 года» уже нашего Чайковского. Хотя не буду кривить на немцев душой, был там Бетховен, Штраус, что-то напоминающее Грига и даже кто-то из американцев последнего столетия.

Всей этой музыкой был до самых краев наполнен Монреаль. В черном, небе вокруг центра города, кружили вертолеты с богатыми зеваками, обеспечивая им непосредственное участие в этом праздничном артобстреле неба.

Вообще последним можно позавидовать отдельно – наверно именно так ощущали себя летчики бомбардировочной авиации, когда долетали бомбить Берлин в недавнюю войну. Но шутки в сторону – представление, а точнее канонада, началось!

Что это было, не сможет пересказать точно никто из нас. Красота мерцания светил и межцветья драгоценностей.

Небо на каждый всполох отвечало тысячью оттенков и переливов. Оно не темнело ни на секунду, вновь и вновь вспыхивая в такт музыке, что неслась и неслась из всех динамиков, со всех сторон…

Кто-то пошел смотреть его к реке, а я забрался в чей-то самый высокий в гостинице номер и смотрел на все это с высоты птичьего полета, между людьми на земле, вертолетами и взрывами салютных огней…

Это было силнее бутылки даже хорошего «Scotch», поскольку оторваться от такого, как и от «Whiskey» – невозможно!

И так длилось все полтора часа. Никогда бы не поверил, если б мне кто-то накануне сказал, что это окажется сильнее, даже чем концерт «Depechе Mode», На нем, как вы помните, я не был и ни чуточки не жалел. Пропусти я этот салют – потеря была бы невосполнимой.

Ничего подобного, сотворенного руками человеческими, ни, соответственно, до, ни после, я никогда не видел. Долго можно ещё рассказывать о тех монреальских приключениях.

О музыке в метро и резиновых колесах, на которых ездят там поезда, а от этого не только орать друг другу в ухо в вагонах, но громко разговаривать не удобно. О бумажных деньгах (долларах), которые принимают все автоматы и дают вам сдачи.

О цветных фото, которые можно сделать за 45 секунд, на манер наших черно-белых, и хоть среди ночи…

Да ещё о многом и многом. И хоть сейчас это уже не такая диковинка для поездившей по Кипрам и Турциям нашей публики, но тогда это было милым приобщением к торжеству цивилизации, достижениями которой всегда свободно пользовался весь образованный мир.

Интересно рассказать ещё вот что – мы там записывались в одной очень интересной студии звукозаписи. «Le Studio» – располагалась где-то в часе езды от Монреаля.

Но перед этим короткая история, как я «пострадал» от «аквариумовской» популярности в те дни в Монреале. А всё было вот как…

Прогуливаясь не далеко от железнодорожного вокзала мы с Титом к собственному удовольствию обнаружили, что подошли к заведению, с весьма заманчивым названием «Old Dublin Pub». Сами догадайтесь, какие были наши действия…

Так вот сидим мы у стойки и пьем себе бочковой «Guinness» по семи канадских долларов за кружку и наслаждаемся, тем фактом, что такое пиво уже не пьют, а откусывают, как хлеб.

И вот подходит к нам, вышедший и каптерки человек и без лишних формальностей заговаривает.

Первым делом, рассказывая о себе, вводя нас в курс дела, что он местный музыкант и играет здесь два раза в неделю, мол, раньше играл и чаще, да уже возраст не тот, хватает и двух. Потом интересуется нами, мол, откуда, с какой целью?

Простая застольная беседа. Мы ему что-то рассказываем о себе, что-то о России, что-то о музыке. Допиваем пиво, расходимся…

Поздно вечером того же дня заглядываем мы в то же место, но уже с большой компанией, вместе с нашими друзьями – американцами. Берем по кружке того же «Guinness» и уединяемся в образовавшемся свободном месте, недалеко от darts.

Потягиваем напиток и слушаем как раз того дядечку, с которым разговаривали несколько часов назад.

Играет его трио – он – на гитаре и поёт, его скрипач и странная большая дама с огромным тамбурином.

Не знаю как, и не пойму никогда – он не должен был нас заметить, только после уже второй своей песни в нашем присутствии он делает паузу и не глядя в нашу сторону сообщает в зал:

«А сейчас у нас в гостях мистер Андрей из Санкт-Петербурга. Он хочет для вас что-нибудь сыграть и спеть!»

Я как стоял с кружкой «Guinness», так и сел. Вывели меня из шока мои нью-йоркские приятели Джим, Андреа и Наоми95. Стало ясно, что играть придется. Дело не в том, что я не хотел играть.

Это пожалуйста, но я не мог в этот момент петь, у меня к тому моменту началась сильнейшая ангина. Играть-то я мог, но вот петь – было выше моих сил. Вы спросите: «А „Guinness“?» – но он не был таким холодным. Хлеб – всё-таки! Мои приятели молча подталкивали меня своими взглядами на сцену. Что поделаешь – это ведь ирландский Pub, а у ирландцев все серьезно. Я пошел. Вместе со мной на сцену вышел и Рюша. Тамбурин взял Слава Егоров. И покатило.

Не могу с точностью сказать, как мне это удалось, но песни четыре я все-таки спел, после чего, извинившись, сошел в зал. А вот тут…

Тут началось то, что уже никто предугадать не мог. Мне надо было срочно уносить ноги. Но было поздно…

Ко мне выстроилась целая очередь из посетителей этого заведения с одной лишь целью – выпить с этим русским. Каждый держал в руке по две рюмки водки и спокойно ждал своей очереди! Одну для себя, другую для меня, как я тут же понял! Вот это был ход!… В тот вечер я не упал в грязь лицом! Принял всех, со всеми поговорил. До своей кружки «Guinness» я, наверно, в тот вечер не дошел. Было не до неё! Это был настоящий ирландский триумф с русской водкой! Так вот «Le Studio».

Студия предствляла собой конкрктную часть суши, отделенную от всех частной собственностью. Ни заборов, ни ограждений, вообще ничего, что бы указывало на это место, как на закрытое не существовало, но законопослушность канадских граждан вызывала восхощение. Никаких тебе грибников, ягодников или праздношатающихся вокруг личностей не было.

Это говорило о высокой степени уважения этим народом к собственности и права на неё.

Гряда замечательных холмов, скорее похожих на небольшие горы, озеро, большой деревянный, с элементами стекла и бетона, особняк, лес и потрясающий воздух – вот не полный перечень удовольствий, что хранила в себе «Le Studio» Я прикатил туда первый, на пару часов реньше всех.

Марина Олби сказала мне накануне, что там, в студии, стоит одно чудо современной техники – «Синклавир», да ещё такой, на котором даже Zappa пока не работал. Ни свет ни заря я стоял у дверей гостиницы и ждал студийного автобуса…

В студии было раннее утро, но было понятно, что только что здесь закончилась работа. Но нас ждали и можно было сразу же в дело. Краткая экскурсия по особнячку – и я понял, что такое рай для рокера.

Это было абсолютно самодостаточное место для производства любой аудио-видео продукции. Причем беспрерывным процессом, на неопределенный промежуток времени.

Наличие большой ЭВМ, по тем временам было настолько замечательно, что позволяло одновременно использовать все атрибуты рок-культуры. Я имею ввиду запись пластинок, снятие и одновременный монтаж видеоклипов. Гостиничные комнаты для отдыха и работы в течении неограниченного количества суток, великолепная кухня, свой транспорт, все необходимое для создания плакатов, обложек и любой иной графической всячины. Плюс к этому озеро с лодками, тишина и горы. От такого не долго было и свихнуться… В первый раз! Я не стал акцентировать ни на чем внимание и немедля направился в студию. Тут было так же абсолютно всё, что нужно!

Обещанный «синклавир» стоял в соседней комнате. Выглядел он так – это была обыкновенная, как мы сейчас привыкли, полная активная клавиатура и экран большого монитора рядом с ней.