- Здравствуйте, - сказал он мне, - я доктор Рабинович, пойдемте со мной.

Мы направились через небольшой парк к зданию клиники. Пока мы шли туда, мы оба молчали. На зеленых лужайках сидели и лежали люди. На них была обычная, не больничная одежда. Многие были до невозможности худы. Вокруг было тихо и весь пейзаж производил впечатление чего-то иррационального.

Мы вошли в кабинет.

- Садитесь, - предложил доктор, - хотите пить?

- Спасибо, если можно, простую воду, - попросила я.

Он достал из маленького холодильника бутылку минеральной воды и налил мне в высокий стакан. Я поблагодарила, отпила немного и осмотрелась.

Кабинет был небольшой и уютный, если это слово подходит для кабинета. На стенах висели фотопейзажи и портреты веселых смеющихся людей.

- У вас очень мило, - заметила я, усаживаясь в глубокое кресло. - А где же доктор Зискин? Он обещал принять меня и помочь мне в моей проблеме.

- К сожалению, доктора Зискина нет сейчас здесь, если хотите, можете рассказать мне, госпожа...?

- Вишневская, - быстро сказала я и усмехнулась про себя - ну да, нет его, не может он меня принять. Чего темнить? Почему бы сразу не сказать, что доктора Зискина убили?

- Слушаю вас, госпожа Вишневская, чем я могу помочь вам? - он выжидательно посмотрел на меня.

К такому обороту событий я не была готова. Я вообще не знала, зачем я потащилась в эту клинику, я кляла свой любопытство на чем свет стоит.

- Э... видите ли... - промямлила я. - Мне трудно вот так сразу, я не думала, что будет другой доктор...

- Ничего, ничего, - успокоил доктор Рабинович, - начните с самого главного.

- Н-ну... дело в том, что я... что мой друг начал употреблять наркотики (прости, Денис!), и я очень этого боюсь. Он стал нервным, раздражительным, у него красные глаза и... И он ворует мои драгоценности, - вдохновенно закончила я. О поведении наркоманов мне больше ничего не было известно. И слава Богу.

Доктор молчал. После паузы, он сказал:

- Ну? Что ж вы прекратили рассказывать, продолжайте.

А еще говорят, что врать лучше всего экспромтом. Я отчаянно рылась в собственной памяти, пытаясь придумать душераздирающие подробности падения моего ничего не подозревающего друга.

- Э-э-э... Он перестал есть, - я вовремя вспомнила худых людей во дворике, - и еще... - мне пришла на ум какая-то древняя статья по сексопатологии: - И еще... ну, вы понимаете... Еще он больше не занимается со мной сексом! - выпалила я в полном отчаянии.

Доктор откинулся на стуле. Он с интересом разглядывал меня, потом вдруг запрокинул голову и захохотал с искренним удовольствием.

Этот смех вдавил меня в кресло.

Отсмеявшись, доктор Рабинович сказал:

- Похоже, чтением научно-популярных статей по проблемам наркомании вы занимались в последний раз что-то лет за десять до моего рождения. Поскольку мне скоро тридцать, могу сделать вам комплимент, госпожа Вишевская, Рабинович окинул меня ехидным взглядом. - Для ваших семидесяти с небольшим вы очень хорошо сохранились. А теперь, может быть, прекратим валять дурака? - он вдруг резко изменил тон. - Вы расскажете, с чего вдруг вам понадобился доктор Зискин, а я пообещаю не вызывать полицию. Договорились?

Второй день подряд я связываюсь с полицией - то я ее зову, то мне ее вызывают. Может быть, пока все не утрясется, заказать себе какого-нибудь бравого полицейского и не отпускать его от себя ни днем, ни ночью?

Не успев додумать эту игривую мысль, я, неожиданно для самой себя, разревелась. Видимо, напряжение последних двух дней дало о себе знать.

- Простите меня за этот глупый спектакль, - сказала я сквозь слезы. - Я знаю, что доктор Зискин убит, я услышала сегодня об этом по радио, по второй программе.

- Да? - доктор Рабинович почему-то удивился. - Со времени его смерти прошел уже месяц, и только сейчас передали? А вам-то что? Вы любительница жареных фактов?

Он вышел из-за стола и протянул мне же стакан с водой.

Мои зубы стучали об край стакана. Наконец я немного успокоилась, чтобы отвечать на его вопросы.

- Я из Ашкелона, живу там и работаю, у меня бюро по переводам. Вчера вечером убили моего соседа по работе, психоаналитика Когана. Ему ножом перерезали горло, - я снова зашлась в рыданиях и невольно подумала, который раз я уже это рассказываю.

- Какого Когана, Иммануила? - молодой доктор был поражен. - Да-да, я помню, он действительно живет... жил в Ашкелоне. Он довольно часто навещал нашу клинику и подолгу беседовал с доктором Зискиным, они работали над общей проблемой... - Тут он спохватился и подозрительно посмотрел на меня: - А вы-то тут причем?

- Я нашла его мертвым и вызвала полицию.

- Хорошо, ну а к нам зачем пожаловали?

- Не знаю, просто думала...

- Знаете что, я все-таки позвоню в полицию, - решительно сказал доктор и поднял трубку.

- Не надо полиции, - быстро проговорила я. - Вот телефон следователя, который ведет это дело. Он в курсе всего, позвоните ему, он вам все подтвердит.

- А откуда я знаю, что он следователь? - буркнул Рабинович, но номер набрал. Поговорив несколько минут и толково, на мой взгляд, обрисовав ситуацию, он повернулся ко мне: - Следователь Борнштейн сейчас здесь, в Тель-Авиве. Будет у нас через полчаса... - тут он участливо посмотрел на меня: - Может быть, вы проголодались?

Представляю себе, как я выгляжу, если у молодого мужчины при одном взгляде на меня появляется желание подкормить бедняжку. Я вспомнила шутку насчет "хорошо сохранилась" и на несколько секунд люто возненавидела доктора Рабиновича.

- Пойдемте в нашу столовую, перекусим, - предложил он как ни в чем не бывало.

И тут я почувствовала зверский голод. Несмотря на то, что время было раннее для обеда, около полудня. Интересно, это эмоции пожирают столько калорий? У меня пошел интересный период в жизни: столько впечатлений и бесплатно. А вот теперь столовка в дурдоме. И я спросила:

- А брому в суп не нальете?

- Не волнуйтесь, - серьезно ответил доктор, - ни брома, ни битого стекла не будет.

И мы пошли в столовую. Это оказалась большая комната, напомнившая мне столовые в кибуцах - кстати, неплохие. Посуда была одноразовая, пластмассовая, но вилки были и ножи с зубчиками, все как положено. Мы сели за угловой столик. Я осмотрелась. Больные ели нехотя, тихо переговариваясь. Наверное, находились под действием лекарств. К нам подошел высокий небритый парень. Линялые джинсы и такая же майка были чистенькими, длинные волосы собраны на затылке в хвостик.

- Алекс, - обратился к нему доктор Рабинович, - принеси нам что-нибудь поесть.

- Кто это? - спросила я.

- Алекс? - переспросил доктор. - Это выздоравливающий. Он был в стране полгода, когда попал к нам. Начал колоться героином еще в России. Здесь быстро спустил на наркотики все пособия, которые получают репатрианты. К нам в клинику он пришел сам со старого автовокзала, где ночевал на скамейках. Он сам захотел бросить. У него сильная воля. А мы только помогаем. Без желания самого больного лечение невозможно. Сейчас он работает на кухне. Мы не заставляем, ребята сами просят дать им какую-нибудь работу. Они ночами сидят возле своих собратьев по несчастью, когда те в ломке.

- А кто платит за лечение?

- Часть дают родственники, часть - Министерство здравоохранения, но основные субсидии идут из одного американского фонда.

Алекс принес обед. Это была пиала супа, кусок индюшки, политый какой-то подливой с гарниром из тушеного зеленого горошка с кукурузой и салат. Я оглянулась. Больные ели тоже самое.

- Спасибо, Александр, - сказала я по-русски.

- На здоровье, - ответил он мне и отошел.

Мы принялись за еду. На удивление, вкус оказался вполне сносным. Я ожидала худшего.

- Как вас зовут, госпожа Вишневская? - спросил неожиданно молодой врач.

- Валерия. А вас?

- Меня Игаль, - сказал он в ответ.

- Вы знаете, обед очень приличный, даже, можно сказать, вкусный.